– А кстати, какое сегодня число?

– 11 февраля.

– Семьдесят первый год?

– Ну а какой же?

– Я так, уточнил просто.

– Завтрак! – послышался в коридоре зычный женский голос.

– О! Поедим! – обрадовался я. – Пойдемте?

– Куда? – хором спросили Митрич и Иван.

– На завтрак.

– Сиди. Сюда принесут, – осадил меня дед и сел в кровати. Он вообще мало ходил. Видимо, лиса его сильно потрепала.

Я ждал, сидя на кровати и нетерпеливо потирая руки о колени. Вскоре дородная высокая хохотушка, похожая на Нонну Мордюкову, в белом халате с темной косой, торчащей из-под белой косынки, вкатила в палату двухуровневую тележку, похожую на сервировочный столик на колесиках.

На тележке сверху я разглядел разваренную гречневую кашу в мисках из нержавейки. На втором уровне стояли кружки, накрытые подносом с хлебом. На каждом ломтике хлеба маленький кусочек масла.

– Проголодались?! – громко спросила буфетчица. – Налетай!

С её появлением как будто ураган в палату ворвался. Хохотушка проворно расставляла нам миски с кашей и кружки по высоким табуреткам у изголовья коек. Потом положила каждому на кружку ломтик хлеба с маслом.

– Приятного аппетита! – хохотнула она и скрылась в коридоре со своей тележкой.

Я был очень голоден. Жидкая каша закончилась быстро. Ложки у меня не было, и я кашу просто выпил и вылизал миску. Чай я выпил еще перед кашей, так как не пил со вчерашнего вечера. Дожевывая несчастный ломтик хлеба вместе с кусочком масла, я огляделся вокруг.

Митрич, заметив мой голодный взгляд, предложил мне свою кашу, так и стоявшую нетронутой на его прикроватном табурете.

– А ты? – спросил я его для приличия, находясь на низком старте у своей койки. Митрич только махнул рукой.

Вторая тарелка с кашей продержалась чуть больше, её я вылизывал уже не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой. Сложив пустые миски одна в другую, я, наконец-то, заметил, как переглядываются Иван и Митрич.

– Аппетит хороший. – с усмешкой сказал Иван.

Мне было всё равно. Утолив голод, я почувствовал острое желание взять под контроль свою новую жизнь. Я подсел к Ивану.

– Как думаешь, долго мне здесь ещё торчать? – спросил я его.

– Если бы ты мог мне объяснить, по какой причине вчера с моста сиганул, я бы знал, что тебе ответить, – сказал он серьезно. – А так, пока мы не выясним, что тебя заставило это сделать, будешь сидеть здесь.

– Но почему? Я же не собираюсь повторять попытку.

– Это ты не помнишь ничего. А если вспомнишь?

– А если не вспомню?

– А не важно! Причина никуда не делась. Ты просто о ней забыл. Выйдешь из больницы, она сама о себе напомнит. И опять – здравствуй, мост.

– Логично, – ответил я. – Хотя, нет! Сейчас я уже, наверное, смог бы разобраться с любой проблемой.

– Да что ты, – язвительно ответил Иван.

Я не обиделся. Учитывая, как я сейчас выгляжу, это действительно прозвучало самонадеянно.

– Мне кажется, не обязательно именно в больнице отсиживаться. Думаю, дома тоже безопасно. Вряд ли причина там.

– С чего ты взял?

– Ну, ты видел мою матушку? Она классная.

– Ну, не знаю…

Я махнул на него рукой, вернулся на свою койку и попытался уснуть. Ночь была суматошной, я не выспался.

Я задремал, мне приснилась матушка улыбающаяся, добрая и ласковая. Не успел я насладиться своим сновидением, как в палату шумно вошла целая врачебная делегация.

Утренний обход, догадался я. Пока я спросонья протирал глаза, доктор Юрий Васильевич, стоя у койки пострадавшего от любовника жены Петровича, докладывал другому престарелому доктору об утреннем происшествии. Старичок доктор напомнил мне профессора Преображенского из фильма «Собачье сердце», очень похож. Он не спеша присел на стул, который ему предусмотрительно подставила Марина.