– Угораздило же тебя! – покачала головой однокурсница Даша, меняя ей влажное полотенце на лбу. – Не стоило ехать сюда. Зачем только вызвалась?

Луиза ничего не ответила. Она сама с первого дня сильно жалела о том, что проявила инициативу и решила ехать на картошку вместе со всеми. Глупая была идея!

Луиза оказалась совершенно не готова к тому, с чем столкнулась. О колхозах и сельской жизни она имела весьма смутное представление. Единственная ферма, на которой ей раньше доводилось бывать, это коневодческое хозяйство недалеко от Берлина, куда она несколько раз ездила кататься верхом. Хозяйство там было довольно большое. Кроме конюшен и прочих сооружений для лошадей там была и сельхозтехника, и несколько полей, на которых выращивали овес и траву на сено. Но все работники на той ферме были одеты в добротную чистую рабочую одежду, использовали в работе много современных механизмов, и в целом складывалось впечатление, что их работа была хоть и тяжелой физически, но при этом вполне себе комфортной в плане условий.

Приехав же со своей группой на картошку в местный колхоз, Луиза столкнулась с совершенно другой реальностью. Она знала, что они будут убирать свеклу, а не картошку, но вот условия ее поразили. Труд был по большей части ручной. Идущий по полю трактор выворачивал плугом корнеплоды, а они должны были собирать свеклу и складывать в мешки. Работа была очень грязной и тяжелой. Луиза в первый же день после пары часов работы уже с трудом переставляла ноги и не понимала, как она сможет дожить хотя бы до конца первого дня. Она поминутно останавливалась и поражалась своим сокурсницам, которые вполне себе резво и бодро собирали корнеплоды, умудряясь еще и песни распевать, и перешучиваться. И самое страшное, что деться было некуда. Их привезли на край поля, высадили, после чего автобус уехал. Забрали их только в обед, чтобы отвезти покушать в столовую, а после снова вернули на поле. Огромное, кажущееся бесконечным поле… Луиза стояла, глядя на уходящие вдаль борозды, вырытые трактором и не понимала, как она сможет продержаться целый месяц…

Когда вечером их привезли на ночевку в пионерский лагерь, в котором поселили, Луиза упала без сил на кровать, думая, что хуже этого колхоза и этой работы быть просто не может. Как же она ошибалась…

Ночью прошел сильный дождь. Наутро на поле начался форменный ад. Земля размокла. Ноги скользили и вязли, мешая ходить. Грязь стала липкой и влажной. Она налипала на резиновые сапоги, делая их совершенно неподъемными. Возиться в этой сырости было очень тяжело. Луиза уже спустя полчаса не могла нормально переставлять ноги. Сапоги вдобавок соскакивали с ног, увязая в мокрой земле. Луиза перемазалась и промочила ноги. К обеду она промокла и промерзла насквозь.

После обеда им разрешили на поле не возвращаться, пока земля не просохнет. Это, конечно, было везением, но согреться Луизе не удалось. Домики, в которых они жили, были летними, неотапливаемыми. А вода в душевых, расположенных в отдельном здании в центре лагеря, была теплой, а не горячей, к тому же напор был слабый. Так что прогреться не получилось. Кое-как помывшись и почистив вещи, Луиза без сил свалилась на кровать, укутавшись в куцее одеялко.

Наутро она поняла, что заболела. Ее начало знобить, заболело горло, потом поднялась температура. Ответственная за их группу преподаватель всполошилась. Луизу освободили от работы и вызвали местного фельдшера. Та приехала, осмотрела больную, сказала лежать и много пить. Сокурсницы нашли у какой-то из местных жительниц листья малины, заварили Луизе отвар и начали лечить, по очереди оставаясь, чтобы ухаживать за ней. Но состояние ее становилось все хуже. К температуре и боли в горле добавилась головная боль и сильный кашель. Когда на третий день снова приехала фельдшер, Луиза уже слабо понимала происходящее, находясь в каком-то полузабытьи. Осмотрев ее и послушав легкие, фельдшер обернулась к преподавателю: