– Получается так, – согласился со мной Ильдар. – А что сделал профсоюз в этой ситуации?

– А что должен был сделать профсоюз? – довольно неприязненно посмотрела на нас председатель месткома Яшина. – Как профсоюз должен был узнать, что нарушены права трудящегося? Где заявление товарища Черкашина? Почему профсоюз только через год с лишним узнаёт о том, что произошло?

– Если бы я знал, какую вы мне характеристику дадите, – побелел от злости Черкашин, – я бы сразу в суд пошёл. А тогда я думал, уволили и уволили, ну, и чёрт с вами! Хотите с алкашами работать, ваше право. Думал, найду работу, не без рук… А они мне что написали? Что я деньги всему цеху под процент давал!

– А вы не давали? – уточнил Ильдар.

– А вы найдите хоть одного, кому я давал!

– Подождите, но вы же видели, какую вам характеристику при увольнении дают? – предположил Ильдар.

– Я сначала пытался устроиться только с трудовой, а там статья… В одном месте, вроде, брали, но попросили характеристику… Думал, я пятнадцать лет отработал, у меня премии, благодарности в трудовой, думал, нормальную характеристику дадут… А они!..

– Что это, вообще, за история с процентами? – заинтересовался я. – Откуда она взялась? Были свидетельства, заявления? Всё-таки, это серьёзное обвинение… На основании чего?

– Характеристику непосредственный начальник составляет, – ответила начальница отдела кадров после затянувшегося молчания, – отдел кадров только печатает на бланке…

– Здорово… Мало того, что уволили человека по статье ни за что, так ещё и характеристику ему сочинили нелицеприятную, – подвёл я итог. – А сейчас никто не виноват, да? Валим всё на уволенного мастера… А ничего, что кто-то такого вот руководителя назначил, доверил ему людьми командовать?

– А Черкашин не мог ко мне с этой характеристикой тогда же подойти? – посмотрел на меня исподлобья директор.

– А что к вам идти, если под ней ваша подпись стоит? – огрызнулся с горечью в голосе тот.

– Действительно, – посмотрел я на директора.

– Послушайте, вы всерьез думаете, что я вчитываюсь в каждую характеристику? Какой смысл, если я не знаю, о ком идёт речь? У нас тысячи сотрудников!.. Я не могу лично знать каждого до такой степени!..

– Но теперь-то вы знаете, что подписали полную чушь? – уточнил я.

– Характеристику мы перепишем, – тут же согласился директор. – А о восстановлении на работе через почти полтора года не может быть и речи.

Мы переглянулись с Ильдаром.

– Ситуация, конечно, неоднозначная, – заметил я. – И вы, Борис Андреевич, повели себя неправильно. Вам надо было сразу в набат бить, к директору идти, а не помогло, так в министерство обращаться… Но и к администрации завода очень, очень много вопросов… Почему у вас работник оказался один на один с неадекватным начальником? Неужели никого из вас не удивило такое нетривиальное обвинение в характеристике? Если глубоко разбираться, то это клевета, товарищи. Подписанная вами безо всякой проверки!

– Мы исправим характеристику, – повторил Симонов.

Мы опять переглянулись с Ильдаром.

– Налицо халатное и равнодушное отношение должностных лиц к своим обязанностям, – констатировал я. – Работники могут и не знать всех тонкостей трудового законодательства, для этого и существует профсоюз. Да и отдел кадров, по идее, существует не только для того, чтобы отслеживать сроки, когда ещё можно незаконное увольнение оспорить.

– Так и отразим, – записывал за мной Ильдар. – Борис Андреевич, не забудьте прийти за новой характеристикой, – напомнил он Черкашину.

На этом мы завершили нашу встречу, попрощались со всеми и вышли на улицу. Черкашин вышел вместе с нами с откровенно разочарованным видом. Мы встали тесным кругом, кто хотел, тут же закурил…