– Это правильно, – ответил он и, дождавшись, когда она подошла, торжественно вручил ей пакет с фланелью. – Вот, скромный подарок от нас с супругой.

– Ой, – растерялась она. – Спасибо…

– Здоровья маме и ребёнку. И счастья вам всем. А где дом Либкиндов?

– Так вот же, через дом.

Выполнив одну часть своих планов, Шанцев попрощался с матерью Ивана и направился к Либкиндам.

Эммы дома не оказалась. Как сказала её бабушка, она собирает материал.

Угу, знаем мы, что за материал она собирает, и по каким притонам ходит, – с досадой подумал Шанцев и попросил Клару Васильевну передать ей, что он хотел бы с ней увидеться.

– Пусть в горком зайдёт, – попросил он. – Есть к ней разговор по ее новой работе. Ничего особенного, не переживайте, жаль просто, что не застал.

– Хорошо, Александр Викторович. Я передам.

***

Святославль.

Оксана вышла из кабинета председателя жилкомиссии Щербакова в паршивом настроении. Она по-прежнему презирала бросившего ее Загита, но теперь впервые мелькнула мысль, что она могла бы посильнее за него сражаться, не дав уйти так легко. Выйдя на улицу из здания горкома, она дошла до ближайшей лавочки и села, чтобы привести мысли в порядок и решить, что дальше делать.

– Понимаю ваше желание, Оксана Евгеньевна, собрать семью под одной крышей, – доверительно сказал ей Щербаков, – но на днях заходил ваш сын и сказал, что они с женой не хотят терять дом и он будет выписывать семью туда. Увы, Оксана Евгеньевна, я ничего не могу сделать. Я даже не знаю, что вам посоветовать. Если даже сам он не выпишется, это ровным счётом ничего не изменит, у вас опять получатся излишки, как и раньше. Одна комната попадает под распределение. А если и он выпишется, то две комнаты.

– Но что-то же можно сделать?

– Можно обменять вашу квартиру на меньшую с доплатой, можно поменять на квартиру и домик, вам квартиру, сыну домик. Тогда он его продаст и ни у вас, ни у него не будет излишков. Время у вас ещё есть, но оно пройдёт быстро, лучше не затягивать с этим вопросом. Одно дело просто продать дом, и то по полгода люди продают, а другое дело размен, это сложнее.

И что делать? – думала Оксана, сидя на лавке на главной площади города. – Жить с чужим человеком в квартире? Это если Руслан не выпишется. А если всё-таки выпишется? Тогда мне в две комнаты, вообще, целую семью подселят. Это я ещё и в меньшинстве окажусь… Будут на старости лет чужие люди меня по собственной квартире гонять… Нет. Меня это категорически не устраивает. Вот, чёрт! Никуда не деваться, надо срочно разменивать квартиру.

Она поднялась и направилась к сыну в его новый дом.

***

Лубянка.

Майор Румянцев вернулся к себе, проводив Ивлева, и сразу набрал номер полковника Воронина.

– Павел Евгеньевич, разрешите зайти на пять минут? – взглянув на часы, спросил он и, получив приглашение, тут же направился к начальнику. – Я ненадолго, – открыв дверь кабинета Воронина, начал он, зная, что рабочий день уже закончился. – Ивлев только что приезжал…

– Так, – сразу сосредоточился полковник.

– Просит за соседа. Его наши сегодня приняли, – он положил лист с данными Еловенко.

– За что?

– За саркастические куплеты, как Ивлев сказал. Антисоветская агитация и пропаганда, скорее всего.

– Сосед говоришь… Ну и что? По возрасту они никак не друзья…

– Ну, певец, говорит, хороший. Талант. На гитаре играет, песни красивые пишет. А Ивлев, у нас, оказывается, меломан…

– Что-то я в отчётах прослушки не видел ничего про музыку, – заметил Воронин.

– Ну так дети совсем маленькие. Какая музыка? – пожал плечами майор.