Свет в окнах ещё с улицы заметил, значит, всё уже просохло. Мужики, как муравьи, сновали туда-сюда. В квартире было чисто, насколько это возможно в условиях ремонта. Мусор весь сразу выносился.

Жданович обрадовался, что я зашёл. Тут же повёл меня к аркам в коридоре. Они зашили торцы рейками и он спрашивал, оставить их как есть, только полакировать, или покрасить под цвет обоев в коридоре? Решил, что надо красить.

Одну ванную уже выложили синей плиткой по кругу. Только потолок белый. Чудно, конечно, смотрится… Но посмотрим, как с белой ванной будет смотреться и раковиной. Сразу обсудили, что раздвижной экран под ванну, тоже, естественно, должен быть белый.

Приехал домой уставший, но довольный. Вручил Галие пачку вафельных полотенец, она так обрадовалась, как будто я золотое руно добыл. Сразу записал расходы на отдельном листочке и положил в конверт к подотчётным деньгам.

***

Москва. Квартира Быстровых.

– Как же так? – повторяла дрожащим голосом Нина Георгиевна. – Как же так?

– Вот, так, – с горечью ответил ей муж. – Меньше надо было орать, что тебе надо было за другого выходить, со связями и должностью.

– Ну, я же не всерьёз!

– А что, разве можно говорить при детях что-то вот такое не всерьёз? Да я сам был уверен, что ты это всерьез! Что же ребенку было думать? Тогда, хотя бы, пояснять надо было: «шутка».

– Теперь ты меня во всём виноватой сделаешь? – вскричала Нина Георгиевна, подскочив и уперев руки в бока.

– Поздно метаться! Сядь на место! – непривычно строго сказал ей муж, и она от удивления подчинилась. – С дочерью что будем делать?

– Я с ней разговаривала перед твоим приходом! – заявила она.

– И до чего добрались? Извинилась хоть, дочурка, что нам жизнь поломала? – язвительно спросил муж. – Ну, пошли, вдвоем спросим, как она до такого докатилась?

Они прошли в комнату дочери, но её там не оказалось.

– Регина! – тут же закричала Нина Георгиевна, а муж проверил все остальные помещения в квартире.

– Нет ее нигде, – сказал он, – вот и поговорили…

***

Святославль. Дом Алироевых.

Решив, что возврат шубы – это хороший знак, Аполлинария принялась готовить ужин. Но когда у ворот остановилась милицейская машина, у неё сердце в пятки ушло. Что теперь? Она как во сне наблюдала, как открылась задняя дверь машины, вылез Ахмад и вошёл во двор. Машина уехала. А Аполлинария обессилено опустилась на табурет.

Когда Ахмад вошёл в дом, у неё не было сил даже плакать. Она повисла у него на шее, беззвучно трясясь.

– Ну, не плачь, – гладил её муж по волосам, по плечам, – всё закончилось.

Немного придя в себя, Аполлинария вспомнила про ужин, а Ахмад отправился в ванную.

Чуть позднее, сидя за столом и выпив с женой по пятьдесят капель за освобождение, Ахмад сказал:

– Что значит советская власть! Есть все же справедливость, махинаторам разгуляться не дали! Приехал зампрокурора из области, разобрался. Филимонова с должности теперь снимут, социалистическая законность восторжествовала!

– Что? – с удивлением посмотрела на него жена. – Какая социалистическая законность? Это сын мой Паша приезжал в воскресенье, оббегал тут всех и поднял на ноги своих знакомых в Москве. Сказал мне, что очень больших людей… Социалистическая законность… Так и сидел бы сейчас, если бы не он… Что творится в стране, что творится…

Ахмад не мог поверить её словам. Но всё было слишком похоже на правду, уж больно резко всё поменялось… Получается, если б не Пашка, сидели бы они с Шанцевым до сих пор и выбивал бы Филимонов из них сейчас показания… Ахмаду стало стыдно. Во-первых, потому что сам сразу не понял, что, на самом деле, произошло. Как же наивен он оказался… А во-вторых, стыдно было, что спас его несовершеннолетний пацан.