Или зададут правильный вопрос, не ответить прямо на который я не смогу.  И отвечу.

   А  еще я когда-нибудь столкнусь нос к носу с офицером…  и узнаю его по запаху духов.  Что дальше – думать не хотелось… не сейчас.

   Сейчас мне было хорошо и спокойно. Тело тяжелело, слипались глаза и тихо угасал костер, а вместе с ним и разговор о возбудителях инфекций.

9. Глава 8

   Эйфория от вечера продолжалась недолго.  Я прожила первый, самый крепкий сон и будто толкнуло что…

   Чувство опасности и даже страха нахлынуло и захлестнуло с головой.  Безо всяких мыслей, без понимания причины.  Проснулась окончательно и замерла – вспомнила…  Я даже утром так не помнила, а тут…  запах еще этот - так ярко.  Тут у них мужские и женские духи практически не отличались – тяжелый и приторный запах дамасской розы вместе с корицей и ладаном чуть не доконал меня в дилижансе.  Как потом оказалось, надушилась не та сговорчивая дама, а мужчина напротив. 

   В каморке, где мною грязно попользовались, пахло кедром, а не просто хвоей…  терпко и свежо – дубом и нежно - жимолостью.  Хороший, хотя и сильный запах, и я бы тоже от таких духов не отказалась - раньше.  Почему сознание сейчас раскладывало все это по полочкам, уточняя для себя ингредиенты парфюма?  Сон и ощущения наложились тогда друг на друга… Сейчас же, кроме запаха, я, казалось, помнила еще и настроение… нет – общее ощущение от того, что насильник вложил в половой акт – злость, нетерпение, раздражение.  Грубо, небрежно… Прибой во сне был сильным и упорным, Шония целовал жестко...

   За тонкой «стеной» из парусины громко храпел Дешам - звучало музыкой…  Наверное, не раз еще я проснусь вот так – в холодном поту, и с облегчением услышу его рулады.  Слишком для меня то, что случилось… подсознание еще долго будет настороже.

   Сон ушел и благостное вечернее настроение следом.  Сейчас понималось - все очень сложно и просто не будет.  И не могло быть. На том постоялом дворе я перевязывала раненых, прокладывая  между окровавленной тряпкой и раной тампон, сделанный из лоскута своей нижней юбки.  Целый ворох их – белоснежных, вываренных в щелоке, Алэйн утоптала в один из моих баулов.   Но даже батист, не говоря о тканях попроще, не годился, как перевязочный материал.  Рана должна дышать, повязка должна быть воздухопроницаемой…  На ум приходила только кисея.  А они были перевязаны плотными тряпками.

   Дезинфицирующие растворы…  Чего проще – открыть готовую упаковку и использовать.  А из чего их составлять здесь?  Если вдруг придется мыть рану, особенно полостную?  Кипяченая вода – понятно…  Слабый раствор соли – да, но это пытка!  Болевой шок и так…!

   Анестезия, пожалуй, самый важный пункт.  Смогу я оперировать орущего мужика, на груди и ногах которого висят два амбала, удерживающих его в нужном положении?  Однозначно – нет.  Не привыкла… тишину в нашей операционной разбавляли только металлический стук инструментов, писк приборов и негромкий, спокойный голос Шонии…  Господи!  Как же я хочу туда – к нему!

   Ладно…  Анестезии в полном смысле еще нет. И что теперь?  Главным показателем хорошей работы хирурга лет двести-триста назад была скорость. Те же ампутации – самые частые операции в военно-полевой хирургии.  Если пилить кость долго и без обезболивания, пациент умрет от болевого шока. Хотя и скорость не гарантия - дальше подключалась гангрена… настоящий прорыв в стерилизации наступил только в XIX веке.

   Наверное, лекции по истории медицины следовало назвать занимательной медициной.  В голове отложились одни перлы…