По деревянному мостку мы перешли с крыльца пивной на мощенную брусчаткой мостовую и двинулись к вершине холма. На улицах было многолюдно, а на площади перед главным зданием университета оказалось и вовсе не протолкнуться от школяров, которые, по своему обыкновению, в перерывах между лекциями дурачились, распевали похабные частушки, на ходу жевали сухари и булки, читали конспекты и спорили до хрипоты и сорванных связок. Кто-то играл в карты, кто-то звенел серебром, спуская монеты в орлянку. Где-то дрались.

Ошеломленная всеобщей суетой Марта судорожно вцепилась в мою руку. Охватившее девушку замешательство не осталось незамеченным, и в нашу сторону обратились заинтересованные взгляды, но взглядами все и ограничилось; отпускать остроты никто не решился. Одних смутила шпага на моем боку, другие отворачивались, увидев заткнутый за оружейный ремень магический жезл, и даже самые отпетые смутьяны и вольнодумцы забывали о сальных шуточках при виде служебного перстня. Едва ли они всерьез опасались навлечь на себя неприятности, скорее, полагали неуместным смущать бедолагу, которого угораздило привлечь к себе внимание магистра Вселенской комиссии по этике. Обычно ничего хорошего школярам столь тесное знакомство с моими коллегами не сулило.

В воротах я кивком поприветствовал педеля и под удивленно-настороженными взглядами школяров провел Марту через внутренний двор.

– И все они здесь учатся? – шепнула мне на ухо ведьма, которой для этого даже не пришлось привставать на цыпочки.

– Да, но не все – на факультете тайных искусств, – ответил я и распахнул входную дверь, пропуская девчонку внутрь. Та шагнула через порог и при виде неоштукатуренного куска стены замерла с открытым от изумления ртом.

– Идем! – потянул я Марту к лестнице.

Девчонка неохотно последовала за мной, нагнала и сказала:

– Тут случилось что-то нехорошее. Не сейчас – давно.

В плане эмпатии и чувствительности ко всяческой чертовщине природные ведьмы могли дать сто очков вперед не только ритуалистам, но даже истинным магам, поэтому я лишь кивнул, принимая услышанное к сведению, поднялся на второй этаж и распахнул дверь приемной канцлера.

Секретарь дернулся от скрипа петель и недоуменно нахмурился, но сразу узнал меня и вскочил из-за стола.

– Магистр Черен? – В его голосе прозвучала нескрываемая тревога.

«Вон Черен», – мог бы поправить я, но делать этого не стал и потребовал:

– Доложите обо мне его сиятельству.

Секретарь неуверенно замялся.

– Не знаю, примут ли вас…

– И не узнаете, пока не доложите!

Я указал на дверь, и собеседнику волей-неволей пришлось заглянуть к канцлеру. Он тут же вернулся и придержал дверь открытой.

– Проходите!

– Жди здесь! – указал я Марте на стул у стены, а секретаря попросил послать кого-нибудь за магистром Риперторпом. После прошел в кабинет и был неприятно поражен тем, сколь сильно сдал глава университета с момента нашей последней встречи. Он заметно усох, кожа пожелтела, на лице прибавилось морщин. Да и сидел старик не за столом, а в кресле у разожженного камина. При этом еще и кутался в теплый плед, хоть натоплено в кабинете было до чрезвычайности. А вот голос нисколько не изменился.

– Магистр вон Черен! – поприветствовал меня канцлер. – Глазам своим не верю! Вот уж не чаял увидеть вас снова! Что привело в наши края? Работа?

Тут хозяин кабинета закашлялся, да так, что согнулся в три погибели, и я счел необходимым выждать, пока ему станет легче, лишь после этого ответил:

– Его преосвященство епископ Вим просил меня принять участие в судьбе племянника. Надеюсь, я не опоздал?