В начале 1922 года гималайские махатмы приступают ко второй эзотерической атаке на семью брокера Хорша. И подробности этой затеи весьма интересны. Дневник «пифии» 29 апреля сообщает нам: «Молитва поможет N[ettie] Hohrc…»[320] Затем, 23 июня, обнаруживаем еще один случай: фамилии Хоршей и Фрэнсис Грант[321] написаны красным цветом, а потом старательно подтерты. Буквально через десять дней, 3 июля, красные чернила возникают вновь, и на этот раз начертано: «Не сказать ли М. М. чего-либо Хоршу»[322]. Махатма Мория не случайно интересовался желаниями брокера, он, как мы знаем, имел для него важные сообщения, связанные размерами денежных сумм, которые были необходимы Рериху.

Но решающая встреча с Луисом Хоршем состоялась лишь 24 июля того же 1922 года на живописном скалистом острове Монхеган, ставшем для Рериха излюбленной локацией для пленэра. Фраза из дневника Зинаиды Лихтман от 23 июля указывает на дату важного визита: «Завтра приезжают Хорши и Грант…»[323]

Двадцать четвертого июля – поворотный момент, который в течение года настойчиво пророчил махатма Мория всей семье. «Приехали Хорши, и мы сегодня провели пять часов, обсуждая дела. Хорши дают деньги на рекламу и на перегородки для Школы. Очень хорошие люди и Школа дорога их сердцу. Нас теперь семь человек. М. М. уже давно сказал нам про семерых»[324], – запись Зинаиды подтверждает пророчества. Семь теперь – это супруги Рерих, супруги Лихтман, Фрэнсис Грант, а также супруги Хорш. Те, кого потом в переписке художник назовет «кругом».

Лихтман-Фосдик раскрывает и подробности первых инвестиций брокера в рериховские затеи: «Хорш дает семь с половиной тысяч для Школы и несколько тысяч для “Корона Мунди”. Поразительно, как активно они и Грант взялись за дело, удивительна их любовь к Школе. Во всем рука М., его любовь и забота о Школе. Как трогательно отношение Рерихов к этой поддержке. Это они принимают как дар, посланный М. на Его дело. Это не радость пришедшим деньгам, а умиление перед силой М., приведшего новых людей для Своей Школы»[325].

Кроме того, Хорш помог закрыть все долги и успокоить волнения в семье по поводу финансового кризиса. Брокер даже выделял деньги на обучение сыновей Рериха – старшему из которых было двадцать, а младшему восемнадцать лет. Он оплачивает занятия Юрия в Гарварде на отделении индийской филологии – это оказались инвестиции в судьбу будущего советского востоковеда. Хорш делает и отчисления на учебу второго сына Рерихов – Святослава, сначала на архитектурном отделении Колумбийского университета, а затем на скульптурном – университета Массачусетса. Хорш финансирует и переезд школы из однокомнатной студии в специально купленный им особняк. На этом месте позже будет построено здание, ставшее штаб-квартирой рериховских учреждений в Америке, – «Мастер Билдинг» (то есть «Дом Мастера»).

Одной из причин такого рериховского успеха было яркое впечатление, которое произвела на брокера «русская пифия». В своих мемуарах Хорш вспоминал об этом так: «Она была красивой женщиной, очень хорошо одетой и очень хорошо разбирающейся в восточной философии. <…> Возможно, она была одной из самых умных женщин, когда-либо посещавших эти берега, [женщина] межнационального типа – она говорила по-французски и по-английски с очаровательным акцентом»[326].

И самое знаковое событие – Луис Хорш стал первым крупным американским покупателем: он приобрел две картины Рериха за две тысячи семьсот долларов. Приобретение полотен, можно предположить, было не только инвестицией, но и результатом веры в исцеляющую силу произведений – и не в художественном, а именно в знахарском смысле. Ведь 6 сентября 1922 года во время очередного сеанса с гималайскими махатмами Елена Ивановна чревовещает принципиальное сообщение: «Хочу дать картинам Рериха дар исцеления явления болезни. Кроме рисунка костюма и декораций. Осторожно уложите картины, написанные сегодня. Чуда не открой, кроме Моего Круга. Урусвати, можешь спокойно ехать в N. York. Довольно»