Впечатления от установившейся большевистской власти у Макарова были резко негативными. Еще находясь в России, он печатал в прессе: «Нельзя только признавать большевистских самозванцев. Нельзя сдавать им “дела и ключи”, как нельзя уголовным преступникам, захватившим Ваш дом, сдавать Ваше домохозяйство»[298].

После длинного и опасного пути из Петрограда сквозь кольцо фронтов и пласты разных властей в Сибири, после остановки в Харбине и выезда из Владивостока в США антибольшевистские ощущения Макарова только упрочились. И его мысли были чрезвычайно созвучны Рериху. Однако, что будет дальше, обоим оставалось неизвестным. А всезнающий махатма Мория сообщал «русской пифии» неутешительный прогноз: «Романовы не вернутся к власти»[299]. На этот раз точность гималайского пророчества оказалась стопроцентной.

Отношения рериховской сотрудницы Аллы Кречман и Николая Макарова развивались столь стремительно, что задолго до открытия экспозиции – 7 сентября 1921 года – они решают сыграть свадьбу, на которую приглашают Рериха. Выставка должна была открыться 29 октября, и до нее оставалось чуть больше месяца.

Скромное торжество помощницы превращается в поворотный пункт в судьбе «русского Индианы Джонса».

Не исключено, что Рерих еще во время монтажа выставки был свидетелем того, как жениха стали беспокоить таинственные телефонные звонки через выставочное бюро. Это звонил брат его первой жены, скончавшейся в 1914 году, знаменитый генетик Николай Вавилов.

Вавилов только что приехал в Америку по поручению советского правительства. В Москве ученому на покупку семян для «планетарной коллекции» растений выдается беспрецедентная сумма. Вот что указывается в постановлении Совета труда и обороны от 30 июля 1921 года: «1. Командировать членов Ученого сельскохозяйственного комитета профессора А. А. Ячевского[300] и Н. И. Вавилова в Северную Америку и Западную Европу сроком на четыре месяца. 2. Предложить НКФину и Внешторгу выдать им золотой валютой двести одиннадцать тысяч семьсот пятьдесят рублей из 20-миллионного фонда, ассигнованного по п. 7 постановления Совета Народных Комиссаров от 31/V на надобности некоторых наркоматов и учреждений, на расходы по приобретению новейшей сельскохозяйственной литературы, научных приборов и расходы по командировке»[301].

Шестого июля одному из своих корреспондентов Вавилов писал: «Все разрешения на руках, но золота пока нет. Должны получить его в Риге»[302].

В Риге, ставшей уже столицей независимого государства, в Постпредстве СССР, находился один из заграничных филиалов «кладовки Ленина» – комната-сейф с драгоценностями, платиной и золотом (как в новых советских рублях, так и в виде переплавленного в лом). Эти огромные средства Вавилов и должен был положить в чемодан и поехать с ними в США. Девятого августа 1921 года он прибывает в Нью-Йорк.

На свадьбе Кречман и Макарова происходит его знакомство с Рерихом.

Конечно, дата бракосочетания – 7 сентября 1921 года, – которая упомянута в мемуарах Кречман, может быть оспорена, как и присутствие на свадьбе Николая Константиновича. Однако Рерих тоже подтверждает, что гулял на том празднике. В письме одному из друзей он пишет: «Во второй посылке с набросками есть один для тебя, на память. Другой, с надписью E. & N. Makaroff[303], будь так любезен, отправь их в Мичиган. Они (изображены. – О. Ш.) на своей свадьбе»[304].

Макаров – эмигрант, настроенный столь убежденно антисоветски, заглянув в чемодан бывшего шурина, оборачивается на сто восемьдесят градусов. Он принимает предложение Вавилова, становится сотрудником его нью-йоркского бюро и даже пишет научную работу по заказу советского правительства, которую будет рецензировать не кто иной, как сам… Ленин