Мне пришлось прикусить губу, чтобы не издать ни звука, а мысли поплыли в другом, неправильном направлении. Я превратилась в тот самый пластилин, что в детстве приходилось отчаянно разминать и греть теплом ладоней, чтобы он стал мягкий и податливый.

– Лучше? – спросил мужчина, но я не смогла издать ни звука. Мой взгляд был заворожен руками, массирующими ногу выше колена. Непроизвольно я зацепилась за мокрую рубашку, облепившую идеальный трос. Это окончательно свело с ума, даря странное жжение между ног. – Баева, ты там сознание потеряла? Не притворяйся. От ушиба еще никто не умер.

Круглов немного скользнул рукой вверх, а тело непроизвольно дернулось. Мужчина по инерции поднял на меня встревоженный взгляд:

– Больно? До сих пор не прошло?

Перед глазами все плыло. Это будто какая-то завораживающая дымка или колоссальное опьянение. Уже не важно, что голова в пене, в глазах жжение, и нога болит. Перед глазами только Он. Тот мужчина, внимание которого было чертовски необходимо.

– Почти сразу прошло, – прошептала я, не в силах отвести взгляд от пухлых, мягких и влажных губ. От острых скул, о которые разбивались капли воды. И темных, глубоких глаз с пугающей поволокой.

– Почему же ты не сказала? – ректор жадно облизнул губы, впервые за все время позволив себе скользнул чуть ниже «безопасной территории». Шея загорелась, словно спичка.

– Вы бы ушли, – совершенно не боясь последствий, заявила, четко осознавая, что никогда ранее не решилась бы на подобную игру и грязные откровения.

И все же мне не хватало смелости для последнего шага. Набрав полные легкие, затаила дыхание, а после… опустила руку, отчаянно прикрывающую грудь.

Я желала, чтобы Он видел меня такой, какая есть. Чтобы желал больше, чем какую-то девушку легкого поведения на своем ректорском столе. В тот момент это казалось безумно важным!

И Максим Викторович принял приглашение… Сглотнув слюну, он осторожно опустил взгляд на мою грудь и издал странный звук, похожий то ли на скулеж, то ли на рычание. Качнувшись вперед, мужчина оперся на локти, нависая надо мной и глядя в упор.

– Ты будешь жалеть, – прошептал он так тихо и невнятно, что я совершенно не поняла, вопрос это или предупреждение, но все равно ответила:

– Вряд ли. Я никогда ни о чем не жалею…

Стоило только произнести последнее слово, как губы мужчины накрыли мои с диким, не желающим ждать и секунды рыком. Я повалилась на стену за спиной, ощущая, как ладонь Круглова скользнула с талии вверх и грубо сжала грудь.

Не выдержав, я застонала, выгибаясь ему навстречу. Мне хотелось больше, сильнее, острее. Тело требовало чего-то мощного, способного потушить хоть часть того пожара, что разгорелся между ног.

И ректор точно знал, за какие ниточки дергать. Покрутив сосок между пальцами, он медленно скользнул вниз. От легкого прикосновения к пульсирующему клитору я едва не кончила, неосторожно укусив Круглова за язык.

– Прости, – шепнула, но он лишь странно усмехнулся. Дескать, это только начало.

Его губы скользнули по щеке, подбородку, шее… оставляя за собой рой поцелуев, укусов и засосов. Когда мягкие подушечки накрыли сосок, большой палец надавил на клитор, и я скрючилась в три погибели.

Одной рукой я обвила торс ректора, пытаясь удержать равновесие, другой же сжала его шею так сильно, что ногти буквально проникли под кожу.

С каждым движением, прикосновением тело напрягалось все сильнее. Пока вдруг не накрыла огромная лавина, растворяющая все вокруг, затмевающая весь мир! Меня трясло, я билась в судорогах, с губ снова и снова срывались крики. Я кончила так, как никогда ранее.