Кучер извернулся на козлах и попросил:

– Поспешите, ваша милость. Почту надо везти!

– Умолкни! – шикнул я и достал охранную грамоту, выписанную епископом Кларна. – Читать ты, милейший, не обучен, но глаза-то пока оба на месте. Знакомая печать?

Судя по перекосившей небритую физиономию гримасе, красный оттиск был служивому прекрасно знаком. Но пойти на попятную он не пожелал.

– Сержант велел…

– Сержанта здесь нет! – отрезал я. – И хоть его преосвященство – добрейшей души человек, едва ли ему понравится, что пограничная стража перестает узнавать охранные грамоты. Оправданием такому может послужить только слепота. Если ты не слепец, то рискуешь им стать!

Стражник побагровел, по широкому лицу покатились крупные капли пота. И немудрено: одно дело – чинить препятствие простому ритуалисту, и совсем другое – пытаться задержать ритуалиста с охранной грамотой епископа. Такой и магию пустить в ход может, ничуть не опасаясь проблем с правосудием. Или хуже того – накатает кляузу в канцелярию епископа, и тогда достанется по первое число всем, начиная от капитана и заканчивая приблудившимся к посту шелудивым псом.

Скрипнув зубами, служивый выдернул из-за обшлага подорожную, кинул ее мне и с силой захлопнул дверцу. Послышался злобный рык, и сразу заскрипел, поднимаясь, шлагбаум. Кучер не стал мешкать, карета тронулась с места и покатила, переваливаясь на неровной дороге с боку на бок.

– Повезло, что мы на епископских землях, – усмехнулся Хорхе Кован.

– Повезло, что его преосвященство держит паству в строгости, – покачал я головой.

Действительно, повезло. Иначе пришлось бы пускать в ход другие козыри. Или потратиться на взятку. Иногда это самый простой и быстрый способ добиться желаемого.

За последние дни заметно потеплело, подмораживало лишь по ночам, редкие снегопады сменились обложными дождями. Грязь летела с колес на стенки кареты, срывалась целыми пластами, но вскорости нарастала вновь. Равнинная местность осталась позади, начались предгорья, и уставшие лошади едва взбирались на многочисленные подъемы.

На почтовой станции, пока меняли лошадей, мы с Хорхе смолотили несколько ломтей хлеба с половиной круга копченой колбасы и выпили по кружке глинтвейна.

– Куда это они, магистр? – удивился слуга, заметив босоногих странников в ветхих и грязных дерюгах.

Те растянулись по дороге длинной вереницей, каждый держался за плечо впереди идущего, во главе процессии шагал поводырь.

– Здесь неподалеку святое место, – ответил я, провожая взглядом паломников. – Я заплатил кучеру, он остановится там на четверть часа.

– Чистая растрата! – проворчал Хорхе.

Я лишь усмехнулся и не стал напоминать, что за проезд двух почтовых миль до Стожьена мы не заплатили ни пфеннига, а оплату постоялого двора милостиво взял на себя барон аус Барген. Оставались еще и монеты, позаимствованные из кошеля чернокнижника. В сумму, отпущенную на дорогу, мы укладывались с изрядным запасом, и я не видел оснований для скопидомства.

– Ваша милость! – окликнул меня кучер. – Выезжаем!

После почтовой станции поля окончательно остались позади, потянулись поросшие лесом пригорки. Свежие лошади споро тянули карету, мы забирались все выше и выше. Затем дорога пошла под уклон, вдоль нее запрыгал по осклизлым камням быстрый ручей. На окраине какого-то селения охранник прямо на ходу принял опечатанный мешок с корреспонденцией, а немного дальше мы свернули с торного пути на просеку. Удивительно, но трясло в лесу даже меньше.

Разъехаться со встречной повозкой здесь не было никакой возможности, поэтому кучер беспрестанно гудел в рожок, предупреждая о нашем приближении. Пешие путники поспешно сворачивали на обочины, несколько раз попадались загнанные на вырубки телеги. Однажды путь уступила карета с забрызганными грязью гербами на дверцах. Святое место привлекало отнюдь не только голытьбу.