– Надеюсь, ты не принял сан лишь ради того, чтобы обрадовать его? – спросила молодая женщина и тут же пожалела об этом. Фраза эта отдавала оскорблением, чего она не намеревалась делать. – Прости…

Ее спутник в очередной раз повернулся к ней, теперь уже с широкой улыбкой на устах. Годы, бесспорно, пошли на пользу его внешности. Лицо его очевидным образом утратило долю прежней красоты, однако морщины сделали его более утонченным и даже изысканным. Теперь в Доминике не оставалось никакой слабости, ничего незаконченного. Лицо его обрело более сильную привлекательность, потому что стало наделено смыслом.

– Ты ни капельки не переменилась. – Он покачал головой. – Все та же прежняя Шарлотта, говорящая то, что ей взбредет на ум, сразу, как только эта мысль ее осенила…

– Я изменилась! – Миссис Питт немедленно перешла в оборону. – Теперь я делаю это не столь часто. На самом деле я научилась быть и тактичной, и изобретательной – если это нужно. A еще я могу ничего не говорить и очень хорошо слушать.

– И ты научилась не выкладывать своего мнения, когда возмущена глупостью, несправедливостью или ханжеством? – спросил Кордэ, приподняв бровь. – Или не рассмеяться в неподходящий момент? Пожалуйста, не говори так! Я не хочу, чтобы знакомый мне мир настолько переменился только оттого, что я принял духовный сан. Кое-что должно всегда оставаться неизменным.

– Ты смеешься надо мной, a мы уже приехали к галантерейщику, – бодро проговорила его свояченица, ощущая внутри кроху тепла. – Хочешь, чтобы я сходила и купила ленту и вуали?

– Буду весьма обязан тебе. – Достав из кармана несколько шиллингов, Доминик протянул их Шарлотте: – Спасибо.

Она вернулась минут через пятнадцать. Лакей помог ей подняться в экипаж, после чего Шарлотта передала Доминику пакет вместе со сдачей. Экипаж тронулся с места.

– Нет, – ответил священник на заданный ею раньше вопрос. – Я принял сан не в угоду Рэмси. Этот жест был бы недостоин и его, и меня самого и, безусловно, бесполезен прихожанам, которым я однажды буду служить.

– Я знаю это, – с сокрушением проговорила миссис Питт. – Жаль, что я задала такой вопрос. Я испугалась за тебя, потому что такой поступок было бы слишком легко совершить. Все мы видим в благодарности огромную обязанность и хотим отплатить по достоинству тому, кто нас облагодетельствовал. Это естественно… И потом, что может быть приятнее человеку, чем стремление уподобиться ему? Кому из нас не случалось в своей жизни совершать правильные поступки по ошибочной причине?

– O да! – согласился Кордэ. – Как и совершать ошибочные поступки, следуя, казалось бы, правильным причинам. Но на самом деле я принял сан, потому что верю учению Церкви и хочу посвятить этому делу всю жизнь. Не из благодарности кому бы то ни было, не как избавление от прошлого или неудач, но по любви. Я верю и в цель, и в назначение религии.

Голос его не дрогнул на этих словах: в нем не было нерешительности.

– Хорошо, – проговорила Шарлотта спокойным тоном. – Можешь ничего не говорить мне; я и так рада, что ты сделал это. Просто счастлива за тебя…

– Ты и должна была радоваться, если я тебе хотя бы чуточку небезразличен… – отозвался священник и, осекшись, залился румянцем: – Ну, я… я не это хотел сказать…

Его спутница расхохоталась, хотя зарделись и ее собственные щеки:

– Знаю, что не хотел! И конечно же, ты мне небезразличен. Я давно привыкла считать тебя другом, а не только зятем. И мне воистину приятно, что ты обрел себя.

Кордэ вздохнул:

– Не радуйся так. Похоже, я вообще ничем не способен помочь бедняге Рэмси. Каков толк в моей вере, если я не могу помочь близкому мне человеку, давшему мне столь многое? – Он снова нахмурился. – Почему я настолько пуст сейчас, когда нужно предложить ему кое-что из того, чем он наделил меня? Почему я не способен найти нужные слова? Он-то их для меня отыскал!