Я бежала вниз по долине Войнэ, направляясь к родному лесу. Морозный воздух раздирал грудь, но я бежала. Задыхалась. Спотыкалась о сухие кусты, рвала кожу об острые камни.

Обернувшись на миг, увидела позади вереницу алых волчьих следов и живую расширяющуюся полосу на горизонте, у подножия Улиги. Прищурившись, рассмотрела чёрные кожаные мундиры, серебряные накладки на плечах и белые плащи, что развевались на порывистом ветру и рассыпали за всадниками мелкую снежную пыль.

Зарычала. Звук разлетелся по долине раскатистым громом, а в спину полетели вопли и крики.

Нет! Я не сдамся!

Взгляд лишь на миг задержался на моей белой шерсти и распоротому боку. Далеко с такой раной не убегу, но я всё равно перебирала лапами и рвалась вперёд из последних сил.

Навстречу, из леса, вырвалась стая во главе с альфой. Его золотистая шерсть поблёскивала в лучах холодного лотта. Отец привстал на задние лапы, поднял морду в небо, завыл протяжно, отчего снег из-под его ног вспучился, завертелся и лавиной покатился мне навстречу.

Папа перевоплотился, возникнув из пены снега, как великан, и закричал:

– Прыгай, Мэйлисса! Ты сможешь!

И я прыгнула через стремительно крутящийся валун. Кожа рвалась, кости трещали, боль раздирала тело. Я больше не смогла удерживать сущность. Выпала в холодную перину, обжигаясь обнажённым телом о льдинки. Меня перекрутило несколько раз, набило рот холодным снегом, а потом я застыла около ног альфы. Слабо подтянулась на руках, приоткрыла тяжело веки.

Папа склонился, потянул меня к себе, заставляя встать на колени. Мне было плохо, плечо и живот терзало лютой болью, но я смогла тихо пролепетать:

– Зачем ты так со мной?

– Прости меня, дочь, но так нужно.

Чувствуя, как из тела уходит жизнь, я бросилась отцу на плечи и закричала от пронзающей боли.

И тьма расступилась, а я оказалась в объятиях… ректора.

– Мэйлисса, тише. – Он тряс меня за плечи и обеспокоенно смотрел в глаза. – Это сон. После лечения пыльцой могут мучить кошмары.

Меня пробило холодной волной, я отстранилась и прикрылась руками. Всё ещё казалось, что я голая, как во сне, а взгляд мужчины блуждал по плечам, словно искал что-то.

– Странная реакция у тебя, ис-тэ. – Ректор немного повернулся, но с края дивана не встал, руку с плеча не убрал, смотрел в глаза и хмурился. – Ты ничего не скрываешь? Мы лечили твой нос, но я вижу, что магия фокусируется и на плече. Из-за этого ты пролежала без сознания полчаса. Мэйлисса?

– Я дома упала, – испуганно ляпнула, но получилось совсем сдавленно, едва слышно.

– И тебя не полечили? – Густая бровь ли-тэ поплыла вверх, тонкие губы ректора поджались.

– У нас… – Я давилась горечью, что поднималась к горлу, но старалась держать себя в руках и не паниковать. Сон ушёл, а меня всё ещё не казнили. Вдруг повезёт? – В Имане нет такой сильной магии лечения. У нас знахари в основном лечат травами и слабыми заклинаниями. Останавливают кровь, ускоряют заживление…

– Из-за этого ты упала в обморок после телепортации, – догадался мужчина. – Я должен проверить. – Он потянулся к платью, к правому плечу, под которым разрасталась стигма пары.

– Нет! – Я ошарашенно влипла в спинку дивана и отползла подальше. Дыхание стало тяжёлым, сухим, поэтому следующие слова вышли совсем сиплыми: – Пусть лекарь академии смотрит.

– А чем я не гожусь? У меня несколько специализаций. Лечение – одна из ведущих. Мэйлисса, я приказываю, – его голос понизился, – показать рану. Вдруг ты смертельно больна, а я допустил тебя к занятиям.

– Но… это слишком интимно, – закусила я губу. Не имею права перечить, но не могу иначе. Как представлю, что он увидит и поймёт… Ведь стигмы бывают только у оборотней. Я пропала!