Важным концептуальным положением административно-деликтного законодательства, требующим подтверждения, сохранения и развития в нормах КоАП РФ и правоприменительной практике применительно к наказаниям, является принцип соответствия (адекватности) наказания совершенному правонарушению при привлечении нарушителя к административной ответственности. С целью реализации этого принципа, а также для дифференциации мер ответственности и облегчения выбора правоприменителями наиболее соответствующих конкретным нарушениям конкретных видов санкций, их размеров или сроков в КоАП РФ используются различные административные наказания, закрепленные нормами гл. 3 Кодекса.

Не имея возможности для подробного анализа всех предусмотренных КоАП РФ видов административных наказаний, ограничимся наиболее проблемным из них с точки зрения оценки практики применения и изменения соответствующих норм гл. 3 Общей части Кодекса.

Речь идет о таком предусмотренном ст. 3.9 в первоначальной редакции Кодекса виде наказания, как административный арест. Административный арест – самая строгая в действующем КоАП РФ мера административной ответственности для граждан. В отличие от всех других это единственное наказание, предусматривающее временное (до 15 суток, а в условиях чрезвычайных ситуаций – до 30 суток) ограничение личной свободы физического лица, совершившего административное правонарушение.

Как известно, в XIX столетии полицейское (административное) право и законодательство Российской империи не разделяли понятий «преступление» и «проступок». Эти понятия и соответствующие им противоправные деяния в российских юридической науке и законодательстве до начала XX в. трактовались как разные виды общего понятия «преступления», разграничение ответственности за которые проводилось только в правоприменительной практике, прежде всего по размерам и срокам применявшихся за их совершение наказаний. Среди перечня этих наказаний кратковременный арест рассматривался как более строгое наказание, чем публичные внушения, денежные штрафы и общественные работы, но менее строгое, чем ссылка, тюремное заключение, каторга и, тем более, смертная казнь.

И в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., и в Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, 1864 г. российский законодатель рассматривал в единстве всю совокупность составов противоправных деяний и видов наказаний за них. Не разграничивались преступления и проступки также и в Положении о мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия 1881 г., регламентировавшем режимы чрезвычайного (исключительного) и военного (осадного) положений, где размеры и сроки наказаний устанавливались выше, чем в условиях мирного времени.

Именно в силу традиционной для российского дореволюционного права практики регулирования и применения полицией и судами общей системы мер ответственности как за преступления, так и за маловажные проступки арест представлял собой вполне допустимую пограничную меру наказания (т. е. разграничивающую ответственность между преступлением и проступком), использовавшуюся, как правило, в случаях отсутствия оснований для длительного ограничения или лишения нарушителя свободы, но при наличии оснований применения за совершенное нарушение более строгого наказания, чем штраф или общественные работы.

В СССР, где после принятия в 1922 г. первого Уголовного кодекса РСФСР были законодательно разведены уголовные преступления и административные проступки, арест как мера административного взыскания отсутствовал и вплоть до 1941 г. в отечественной юрисдикционной практике за административные проступки не применялся. Он был снова введен