Это был последний Новый год моего одиночества. Уже за месяц все вокруг как будто сговорились, достают меня одним и тем же вопросом: Ларис, ты где Новый год? Где-где… Как будто бы не знают, что нигде. Никаких предложений и приглашений. И зачем тогда спрашивать? Я решила никого не погружать в свои печали, и бодро всем отвечала, что пойду в Большой, на «Щелкунчик». Это был верняк – там всегда 31 декабря «Щелкунчик» идет, и билеты стоят очень дорого, и не достать. Но у меня там, в Большом, остались связи, после того, как я ездила с оперной труппой в Японию в качестве переводчика. И уж один-то билетик мне всегда там найдут. Или посадят на приставное кресло. Но это так, к слову. Не хочу я ни в какой театр. И вообще никуда не хочу.

Еще в ноябре надо мной каждое утро всходила радуга. В смысле, я была счастлива, потому, что, просыпаясь, всегда на подушке рядом видела любимое лицо этого дурака Борьки, уже давно брошенного женой и лечившего свои сердечные рваные раны в моих объятьях. Борька подходил мне в мужья по всем показателям. Во-первых, я его любила. Ну и во-вторых – все остальное. А главное – он свободен! Холостяк! Бывшая жена не в счет. Так мне, по крайней мере, казалось. Надо сказать, что вопрос о замужестве стоял уже очень остро, как-никак тридцатник отгуляли. Пора-пора-порадуемся. Да только радоваться, получается, нечему. Потому что именно эта бывшая его Наташка позвонила 28 ноября и сказала, что помнит, что у ее Борюсика день рождения, и почему бы им его, по старой памяти, вместе не отметить. Ну Борька и согласился, и радуга надо мной погасла. Даже за вещами приходить ему ко мне не было необходимости, потому что он их никогда в мой дом не приносил. Наверно, все-таки ждал Наташкиного зова.

А тут все вопросы свои насчет Нового года задают, как будто бы не видят моих зареванных глаз. Все ведь видели, все всё знают, а все равно спрашивают. А тут еще на экране телевизора все от радости одурели – Новый год! Джингл-белл-джингл белл!!! Семейное у всех счастье!

Обнадеженные моим «Щелкунчиком», друзья и подружки постепенно перестали меня пытать и стали готовиться к празднику – кто как, кто куда, кто с кем.

Мимо елочных базаров я проходила закрыв глаза, а от запаха хвои меня подташнивало. В голове была только одна мысль – скорей бы это тридцать первое декабря наступило и прошло. А там уже будет легче.