– Простите. Мне надо идти. Я не могу оставаться…
Лжеотрок быстро щелкнула пальцами.
Чуб обиженно взвизгнула, ощутив, как возведенный на древнем холме фундамент 13-го дома на Малоподвальной больно ударил ее в поясницу, выбив землю из-под ног. На миг в глазах потемнело, спина заболела…
Она снова лежала на деревянном полу. Их окружала разоренная гостиная. Не прощаясь ни с кем, побежденная Маша выскочила за дверь.
– Машеточка, постой! – неуклюже вскочив с пола, Катерина подобрала сумку и меховое манто и поспешила за беглянкой. – Подожди!
Дображанская выбежала в заснеженный сад вслед за Машей.
Опустив голову, прижимая ладони к ушам, лжеотрок бежала к калитке.
– Подожди, это важно. Маша, это так важно для меня!
– Замолчи! Замолчи! Я не могу тебя слышать! – закричала лжеотрок. – Ненавижу тебя…
– Ненавижу ее. Ненавижу… – Акнир опустошенно утопила в ладонях лицо. – Вот держалась, как могла, так старалась… И так сорвалась!
– Не парься, – утешила ее Даша Чуб. – Зато теперь мы тебе верим. Ты нас всех ненавидишь. И сто процентов убьешь, если мы послушаем Машку, вернемся назад и попремся на Суд. И ты вовсе не хочешь нам тут помогать. Просто другого способа нету… Знаешь, – держась за ударенную поясницу, лжепоэтесса поднялась на ноги, – а я ведь тебя понимаю. Я так страшно за мамой скучаю. Никогда не думала, что так за ней буду скучать.
Ведьма подняла на утешительницу непривычно открытый, наполненный обезоруживающим сочувствием взгляд.
– Но ты можешь увидеть ее, – сказала она. – Иди к своей маме прямо сейчас.
Глава восьмая,
в которой речь идет о дочерях и матерях
– …в общем, мама верила в пророчество Великой Марины. Я ей говорила: «мам, ну как примирить Небо с Землей? Ну, разве что небо на землю рухнет, но это уже не на перемирие – больше на конец света похоже». Ведь Марина сказала: «Когда в Киев в третий раз придут Трое, они примирят два непримиримых числа». Понятно, речь идет про единицу и тройку. Но то, что единица – Земля, сотворенная в первый день, а тройка – ваш триединый Бог, это только трактовка! Одна из тысячи! Разве можно умирать ради этого? А она… – вздохнула Акнир. – Ну, ты меня понимаешь.
– Мамы никогда нас не слушаются, – с апломбом подтвердила Чуб. – Они просто поверить не могут, что мы хоть в чем-то умнее их можем быть. Да стань я хоть президентом страны, моя мать все равно будет смотреть на меня, как на ребенка! Это проблема всех мам.
Собственно, эта очерченная ею проблема и волновала Дашу.
Изида Киевская и юная Учительница пили шампанское в крещатицкой кофейне Семадени и вот уже второй час подряд великолепно понимали друг друга. Оказалось, ни разница в возрасте, ни различие между слепыми и ведающими не имеют никакого значения, когда дело касается их матерей.
– Верно! – вскрикнула ведьма. – Не родилась еще на свете та мать, которая б посчитала себя глупей своей дочери!
– Примите, уважаемая Изида Андреевна, – подскочивший лакей водрузил на их стол вазу с отборными фруктами. – От господ с того столика. Просят принять вместе с их уверениями в совершеннейшем к вам почтении. А это от заведения-с. —
К вазе присоседилась расписная бонбоньерка с изысканным произведением кондитерского искусства – шоколадной фигуркой сестры милосердия, склонившейся над постелью шоколадного раненого. Почти полвека шоколадная фабрика швейцарца Семадени славилась в Киеве своим непревзойденным мастерством в изготовлении особых заказов: тортов в форме цветочных корзин, башенок, домиков и прочих разнообразных фигурок.
– Отто Бернардович телефонировали, – томно изогнулся лакей, обожая знаменитость глазами. – Они ваши давнишние поклонники. Просили передать, что вы оказали нам огромную честь…