– Ты эмигрируешь, – сухо просветила ее ведьма. – Осенью 1917 уплывешь в США и попадешь там в больницу. Киевица не может жить без Города, – пояснила она, – не может и умереть… Это страшная мука. Ты надолго исчезла из виду. Тут тебя посчитали погибшей. Большевики провозгласили тебя павшей в борьбе. Тебе даже поставили памятник…

– Где? – заинтересовалась Чуб.

– На Царской площади.

– Так это я там стою? – вскинулась Даша. – А почему я совсем на себя не похожа? Почему у меня в руках ружье, а на лбу звезда? И где потом делся мой памятник?

– Его разрушили деникинцы.

– Вот сволочи! – обиделась Чуб. – А большевики – молодцы. Дизайн подкачал, но в целом приятно… А знаешь, – повертела она головой, – мне здесь даже нравится. Так весело. Так по нашему. Секс – вовсе не грех, как утверждает церковь. И нагота – не грех. И аборты. И женщина не должна заморачиваться из-за всякой там несчастной любви. И может, я и правда знакома с Коллонтай. Разве всех поклонниц упомнишь? Иначе почему она так здорово, правильно все говорит, будто…

– Получила в наследство Лиру амазонок. – Акнир улыбнулась. – Ты ж не закончила историю Лиры.

– Я могу, – уверила Чуб. – Когда амазонки стали ведьмами, Киевица Марина, которая вечно во всем виновата, перевезла Лиру в Киев. А десять столетий спустя другая Киевица, с дурацким именем, которого я не помню, отдала Лиру слепым…

– Персефона, – подсказала Акнир. – Родная сестра моей прабабушки Ольги. Ольга была против. И Персефона убила ее. Во всяком случае, так говорят…

– А Лиру нашла Анна Ахматова и стала писать стихи… И стала супер-пупер поэтом. В прошлой редакции… теперь суперовая я. Я ничего не забыла?

– Кроме самого главного. Лира вместе с твоей Анной Ахматовой и родила революцию…

– Разве?

– Как и обещала! – вернувшись, товарищ Роза поставила на стол два стакана и ловко наполнила их – по-видимому, заполучить в ХЛАМе бутылку водки было делом нелегким, но она справилась с ним. – Выпьем за знакомство!

– Давайте, – знакомиться с Коллонтай Даше уже не хотелось (хотелось продолжить начатый с Акнир разговор) и, опустошив стакан «за знакомство», Чуб принялась подыскивать предлог для немедленного его завершения. – О, – углядела она афишу на соседней стене, – спектакль Леся Курбаса… Класс. Пошли посмотрим. Еще успеем…

– Вы ведь Изида Киевская, – сказала женщина вдруг, проигнорировав Дашину реплику. Ее голос звучал повелительно. – Я вас сразу узнала. Со мной служила ваша соратница. Бывшая княгиня Шаховская, первая военная летчица.

– Да она, – поджала зубы Изида, – даже толком никогда не летала. Только романы в авиотряде крутила. А после…

– Знаю. Ее обвинили в шпионаже. Царь заменил ей смертную казнь на пожизненное. Теперь она с нами… Но она вам не чета! Я видела три ваших смертельных трюка. Не думала, что вы такая… молодая. Вы как Коллонтай. Говорят, в юности она выглядела старше своих лет, а в 35 стала казаться 30-летней. Знаете, сколько ей сейчас? 45 лет!

– Сколько?!

– А больше 25 не дашь, как и вам. Недаром ее ведьмой зовут. Вас тоже…

– А вас? – показала зубы Землепотрясная Даша.

– И меня, – рыжая товарищ засмеялась. Ей явно понравилась Дашина реплика. – Нас всех. И Женю, и Фиру, и Лару. Она даже родилась 1 мая на Вальпургиеву ночь. И такая красавица… Вы слыхали, что именно Ларочка Райслер поднялась на крейсер «Аврора» и приказала дать залп к началу октябрьского восстания?

– Восстание начала… Ларочка Райслер? – Чуб опустила удивленное слово «какая-то».

– Вы ж ее знаете.

– Откуда?

– Она обожает ваши стихи. Говорит, они помогли ей прояснить смысл ее жизни. Она даже писала вам письма.