Со вздохом встаёт с дивана, давая понять, что дело плохо. Скрещивает руки за спиной и принимается ходить взад-вперёд.

— Сколько ему? — начинает допрос отец.

— Полгода.

— Полгода?! И ты молчала всё это время? Алиса!

— Я боялась тебе сказать! Ты же… Ты же меня убьёшь!

— Убью! Воскрешу и ещё раз убью!

— Пап, — подхожу к нему и дотрагиваюсь до его плеча. — Ты всегда хотел, чтобы я вначале отучилась, а потом семью заводила. А я… Я забеременела. Не оправдала твоих надежд и амбиций. Поэтому я молчала. Стыдно было! Не хотела становиться ужасной дочерью в твоих глазах. Оттягивала момент своего падения как можно дольше. Понимаю, что поступила ужасно! Я раскаиваюсь и признаю свою вину.

— Потому что образование для тебя, моей наследницы, должно быть превыше всего! — кричит папа, пригвоздив меня взглядом к полу. — Кому я бизнес свой передам? Необразованной мамашке, которая по самую макушку в грязных подгузниках? Ты себе жизнь покалечила этой беременностью! Чего ты добьёшься с ребёнком на руках? А? Чего?!

— Всего добьюсь! — кричу ему в ответ. — Потому что теперь мне есть ради кого бороться и как лошадь пахать! Ради Матвея я готова ночами не спать! Работать, чтобы у него всё было!

— Правда? — театрально удивляется.

— Да! — с вызовом кидаю. — Я теперь взрослая и всё могу сама. Для себя и для сына своего я всё сделаю!

— Неужели? Взрослая она, вы только посмотрите! — восклицает. — Тогда давай мы с тобой посмотрим, что ты сможешь одна. Без моих денег, поддержки и влияния? А, взрослая?

— Легко! — кидаю с улыбкой, даже не представляя, что мне теперь делать.

Папа прав. Сейчас без денег я, правда, ничего не смогу. Даже Матвею подгузники купить буду не в состоянии. Нет, у меня есть сбережения, но их будет мало, чтобы содержать малыша. Ведь мне предстоит столько купить для моей крохи. Кроватку, стульчик, манеж…

— И куда же ты пойдёшь? К отцу ребёнка? — расспрашивает папа на эмоциях. Раздражая своим издевательски-насмешливым тоном. — Кстати, кто этот несчастный, который осмелился дочь мою тронуть?

— Неважно, — бросаю, поджав губы.

Не признаваться же папе, что его дочь переспала с непонятно кем.

— Ну, скажи мне! — продолжает меня мучить. — Интересно посмотреть на этого идиота. Как думаешь, он будет счастлив, если узнает, что ты осталась без ничего? Думаешь, ты ему будешь нужна без моих денег и бизнеса? Он примет вас с ребёнком? Начнёт вас содержать и обеспечивать? Думаешь, будете вы ему нужны? Два человека на шею?

— А он со мной не из-за денег! — произношу сквозь боль, чувствуя себя, словно мне папа пощёчину дал. Он что, думает, что со мной только из-за денег быть можно? Как же это унизительно… — Он любит и меня, и Матвея! И ему плевать, сколько у нас денег! Он нам всё, что нужно, даст! Потому что мы ему нужны! В отличие от тебя… который не верит в меня! — смахиваю слёзы со щёк, замечая, как Катя собирается встать, чтобы обнять меня или вступиться, но взмахом головы даю понять, чтобы не делала этого.

Она сама уже ревёт.

— Наивно считать, что от тебя никому ничего не надо, дочь. Это жизнь, и здесь всё так устроено! Кроме меня, ты никому не нужна! Кроме меня, тебя никто не будет так сильно любить! Так кто этот благородный олень? Который совсем скоро сломает свои рога после новости о том, что у него добавится проблем?

— Ты… — открываю рот, чтобы съязвить в очередной раз, но моя челюсть падает вниз, после того, как в нашу ссору врывается третий голос:

— Ну я отец Матвея, — произносит Рустам пафосным тоном. — И что?

— Что ты несёшь, Рустам? — взрёвывает папа, пока я огромными глазами, полными не то благодарности, не то удивления, не то восхищения смотрю на братца.