— Работаю... — говорю, прикусывая свой болтливый язык и опуская глаза.
Сегодня в универе мы не встречались. Я постоянно оглядывалась по сторонам в поисках знакомой фигуры, прислушивалась к голосам других студентов, пытаясь уловить его тембр и держаться подальше. Как можно дальше. Я пока так и не решила, что мне делать с возвращением Волкова. Вдруг он вернулся не навсегда и через какое-то время опять уедет в Америку? Стоит попытаться ещё раз ему сказать о ребёнке? Или сделать, как велела его мать: “отпустить её мальчика и не портить ни ему, ни себе жизнь”.
Никита поднимает руку и касается пальцами моего лица, отбрасывая растрепавшиеся пряди волос. Вторая его рука, обжигая своим теплом, лежит на моей талии, удерживая меня от падения. Голая полоска кожи покрывается мурашками и мне стыдно оттого, что он тоже это чувствует.
Его зрачки расширяются.
— Я вернулся в город восемь месяцев назад, но эти два дня определенно нравятся мне больше всего, — растягивая губы в улыбке, говорит он. — Где ты пропадала всё это время, Кнопка? Я скучал…
— А я — нет, — сипло говорю в ответ, выворачиваясь из его рук.
Покачнувшись, хватаюсь за плечо Никиты, кажется, он стал ещё выше и больше. Футболисты должны же быть худыми и выносливыми? С горой мышц только на подкачанных ногах. Мои познания в футболе не обновлялись новой информацией уже пару лет. Раньше, когда мы только начали проводить время с Волковым вместе, я ходила на все его матчи. Кричала его фамилию, когда он забивал гол, и ловила его улыбки с поля, предназначенные только мне одной. Я была глупой, наивной, влюбленной девочкой.
Всё изменилось.
Только рука Никиты ложится мне на талию для поддержки, как я отскакиваю от него на полметра, несмотря на боль.
— Какого хрена… — Волков посылает мне хмурый взгляд из-под тёмных бровей.
Мне нет никакого дела до его возмущения! Я просто больше не хочу, чтобы он меня касался.
— Блин... — бормочу, наступая на ногу, двигаясь как раненая косуля. — Ай...
В лодыжке пульсирует, простреливая до самого копчика. Пытаюсь ещё раз встать ровнее. Морщусь от боли и обиды. Кажется, моя смена на сегодня закончена. Да и в ближайшие дни вряд ли удастся выйти на работу. Можно помахать отличным чаевым белым платочком и разрыдаться в него же.
Хочется снять неудобные босоножки и вышвырнуть их с балкона ВИП-зоны прямо на пустующий пока танцпол.
— Полин, сядь на диван, — говорит Никита и, забрав из моих рук меню, швыряет их на стол своим друзьям.
— Я буду мохито и креветки... — раздаётся из-за стола женский голос.
Непроизвольно поднимаю голову на звук и встречаюсь взглядом с ярко накрашенными глазами девушки, в которой узнаю сестру Нади. Она смотрит на меня с вызовом и какой-то злостью, словно я посягнула на последний кусок мяса в её тарелке. Она ревнует Ника ко мне?
— Мне надо работать. Сидеть с клиентами за одним столом запрещено, — произношу твёрдо, цепляясь за перила балкона и приподнимая ногу.
Выглядит она обычно, не красная и не синяя. Это уже хорошо. Если переоденусь в джинсы и сменю обувь на более удобную, смогу добраться до машины. В бардачке лежат обезболивающие таблетки, без которых мне трудно выжить в определённые дни месяца.
— Да плевать, что можно, а что нельзя, — взрывается Ник и делает шаг ко мне. — У тебя может быть вывих или растяжение.
— Это можно пережить! — шиплю я, пытаясь отойти от него подальше.
Волков перегородил мне все пути к отступлению, заслонив собой единственный проход к лестнице, ведущей вниз.
Боже... спуститься по ней будет тот ещё квест.