— До свидания, Алексей Константинович, — проговорила уже возле выхода.

— До свидания, Ада. Береги себя, — я только кивнула.

На ватных ногах дошла до кабинета акушера-гинеколога, что вела мою беременность, и присела на лавочку возле двери. Мне совсем не нравился взгляд доктора, которым он меня одарил. Словно приговор, который обжалованию не подлежит.

Успокойся, Ада. Всё будет хорошо. Просто думай о хорошем, и всё будет замечательно. Не нервничай. Только позитивные мысли.

Глубоко вздохнув, встала со скамейки, развернулась, постучала в дверь.

— Можно, Тамара Львовна? — при виде меня женщина расплылась в улыбке.

— Кончено, Ада, проходи. Сделала всё, что требуется? — я кивнула. Присела на стул, положила на поверхность стола рядом с рукой женщины свою карточку. — Итак, посмотрим, — она развернула, начала читать, и с каждой секундой её брови поднимались вверх, а глаза расширялись от шока.

Отложив заключение кардиолога, врач посмотрела на меня. Я видела, что она хочет что-то сказать, но не знает, как начать и как выразить всё. А я сглотнула горький ком, сжав со всей силы глаза, желая проснуться в то время, когда будет уже всё хорошо.

— Тамара Львовна, что случилось? — скорее пропищала, чем проговорила я. От волнения голос осип.

— Я не знаю, как начать, девочка. Хм, у тебя когда-нибудь были проблемы с сердцем? — вновь задала тот же вопрос, что и в нашу первую встречу.

— Нет, — ответила так же, как и в первый раз.

— Ох, дорогая. По всем анализам у тебя большие проблемы с сердцем. И при таком диагнозе лучше прервать беременность, потому что это опасно – прежде всего, для тебя. При родах большая вероятность, почти сто процентов, что ты можешь умереть, — я замерла. Вот он – приговор, от которого сердце разрывается, а из глаз текут слёзы.

7. Глава 7

Ада

До сих пор в ушах стоит гул, а в висках стучит эхом сердце, да так сильно, что это причиняет мне боль. Я в какой-то прострации. Не понимаю, где нахожусь и что происходит. Лишь одна беспощадная фраза бесцеремонно врывается в моё сознание: «Лучше прервать беременность».

Да как я могу думать об этом? Как я могу убить внутри себя живого человечка, который только-только зарождается? Плод моей любви к Матвею. Да, горькой, ядовитой, которой он отравил всё моё нутро, но вместе с этим сделал такой подарок. И за это я ему благодарна. Ведь я теперь не одна. У меня теперь есть маленький кроха, которого люблю больше самой жизни. И в голове нет даже мысли, чтобы убить его или её.

Малыш будет жить. Даже ценой моей жизни.

Но я сделаю всё, чтобы он не остался без меня, мамы, которая его очень любит.

— Нет, — твёрдо перебиваю доктора, которая что-то пытается мне говорить, качаю головой. — Я не буду делать аборт. Знаю, что со мной может случиться что угодно, но этот ребёнок будет жить.

— Ада, послушайте меня, это очень опасно. Заключение, которое мне дал кардиолог… С этим не шутят. Вы понимаете, что можете пострадать в первую очередь вы? А малыш останется с кем? У него есть папа?

— И да и нет, — Тамара Львовна удивлённо смотрит на меня. — У него есть папа, но мы ему не нужны. Но я не буду убивать своего ребёнка.

Женщина хмурится, а потом опускает голову и пальцами руки массирует виски. Знаю, упёртая, но я не собираюсь убивать своего ребёнка. Кто я после этого, если не дам ему жизнь? Если он или она не увидит тепло солнца, краски всех времён года?..

Какое-то время врач, ведущая мою беременность, молчит, но приходит в себя, поднимает на меня свои глаза и смотрит, наверное, желая удостовериться, что я иду на такую жертву ради маленького человечка, который только зарождается. А может, думает, что я изменю своё решение. Не изменю.