Она остановилась у одной из могил и, кончиками пальцев дотронувшись до высокой берёзы, тихо поздоровалась:

— Папа, привет.

Гордеев застыл рядом, а Ника открыла калитку и прошла к чистенькой деревянной скамейке. Могилка прибранная, цветы свежие. Мама не ленилась приезжать и приводить всё в порядок. Ника провела ладонью по холодному серому камню, погладила выцветшее фото.

— Совсем не помню отца, — не оглядываясь, сказала она. — Но, несмотря на это, я всегда его любила. Потому что он был со мной. В маминых рассказах, в фотографиях и, — она повернулась к боссу и, прижав руку к груди, закончила, — здесь.

— Вы об этом хотели со мной поговорить? — холодно уточнил Гордеев.

— И об этом тоже, — кивнула Вероника и присела на скамейку.

Гордеев остался стоять. Он скрестил руки на груди и пристально посмотрел на Нику.

— Чего вы хотите?

— Чего я хочу? — Ника не сумела сдержаться и расхохоталась. Осеклась и серьёзно посмотрела на босса. — Я хочу, чтобы ни вы, ни ваши родные не беспокоили ни меня, ни моих близких.

— На данный момент, — в голосе Гордеева зазвенел металл, — это ваши близкие беспокоят меня и мою семью. Ваша мать…

— Я знаю, что мама совершила глупость, — кивнула Ника.

— Это называется преступление, — холодно поправил Гордеев. — Разглашение личных сведений и подрыв репутации.

— Она не хотела вам навредить, — попыталась Ника оправдать мать. Но как можно оправдать такое? Вздохнула и решительно сказала: — Я приношу вам извинения, Всеволод Платонович. Я понятия не имею, как маме это удалось, ведь она не хакер и даже не программист. Обычная женщина, которая в интернете знает лишь, как открыть соцсеть. Даже на её работе программисты всегда делают крюк через этаж, на котором сидит мама, чтобы включить ей пилот. Если они этого не сделают, то она полдня будет терроризировать компьютерный отдел тем, что у неё сломался монитор.

— Я понял, — прервал её Гордеев и отвернулся. — И выслушал ваши извинения. Это всё?

— Нет. — Вероника подскочила. Стараясь поймать взгляд босса, она шагнула к Гордееву и торопливо пообещала: — Я клянусь, что никогда ничего у вас не попрошу. Этот ребёнок только мой, и я могу подписать документ, если захотите. Я полностью осознаю, что вы не отец, а только донор спермы.

Ника заметила, как вздрогнул Гордеев, и невольно отступила.

— Вот как? — скривился босс. — Так вы притащили меня на кладбище, чтобы поклясться могилой своего отца в том, что этот ребёнок никогда не будет моим?

Ника моргнула и, не ожидая такой резкой реакции от босса, отступила ещё на шаг. Досчитала до пяти, прежде чем ответить, и… промолчала. Она не знала, как ответить на странный вопрос так, чтобы ответ понравился Гордееву. А Всеволод Платонович вдруг порывисто шагнул к ней и, обняв за талию, прижал к себе так крепко, что перехватило дыхание. Вероника от изумления широко распахнула глаза. Ей казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди.

Гордеев приблизился так, что их носы почти соприкасались, и, прожигая странным взглядом, сказал:

— Вот только моя семья этого уже не позволит. — Голос босса прозвучал хрипло, тёмные глаза влажно замерцали. — Тебе придётся смириться с тем, что этот ребёнок будет носить фамилию Гордеев.

Взгляд его опустился, и Ника с ужасом поняла, что босс смотрит на её губы. Хотела сказать хоть что-то, чтобы предотвратить надвигающуюся беду, но босс приник к её губам жёстким поцелуем, в котором не было ни капли ласки. У Ники ноги мгновенно стали ватными, в животе будто скрутился колючий жгут, а перед глазами поплыл туман. Терзая её губы, Гордеев наседал на Нику, ломал её волю, неумолимо подчинял себе. А когда она уже почти потеряла сознание от захватившей её бури противоречивых ощущений, так же неожиданно отстранился.