Укладывает ладонь на мою талию, притягивает к себе. Вплотную.

- Ян, что нам делать? – спрашиваю, когда он почти касается своими губами моих. – С нами? Для окружающих мы все еще… родные.

- Я все выясню. Сам поговорю с дедом, как только ему станет лучше, - возвращает себе деловой тон, но меня не отпускает. – Не переживай. Даже если придется вытрусить все грязное белье нашей семейки, я это сделаю.  

- Смотри сам не закопайся, - фыркаю я.

Боковым зрением замечаю какое-то движение рядом. И сразу догадываюсь, кто там.

По белобрысой макушке и чистым голубым глазкам, что изучают нас с Яном.

- Даниэль, - всхлипываю я от переполнивших душу чувств.

Отстраняюсь от Левицкого и иду к малышу. Он внимательно наблюдает, как я присаживаюсь напротив, смотрит на мои руки, что я протягиваю к нему, но медлит.

Я же не тороплю. Терпеливо жду и надеюсь, что Дан примет меня.

Еще секунда – и мальчик ныряет в мои объятия, обвивает шею маленькими ручками, укладывает головку на плечо.

- Ми-ка, - произносит четко.

***

Крепче сжимаю крохотного мальчика и замираю, желая продлить это мгновение. Ушам своим не верю. Украдкой на Яна кошусь. Словно жду подтверждения. Убедиться хочу, что мне не показалось.

Левицкий опускается на колено рядом с нами, протягивает руку к Даниэлю и по голове его гладит, взъерошивая светлые волосы. Потом вдруг быстро чмокает меня в висок. Я и возмутиться не успеваю.

Ян ведет себя слишком неосторожно и нахально, будто мы – пара. Однако в этом особняке нас воспринимают совсем иначе.

- Что ж, вот и прогресс, - довольно тянет он. – Признаться, я замучался уже с педагогами и психологами. Дан только сильнее закрывается после занятий, - обреченно вздыхает. – Это его первое слово с того момента, как он здесь. Почти как «мама», - слышу улыбку в его голосе.  

Неосознанно Ян делает мне больно. Очень. Потому что мамой я никогда не стану.

Аккуратно отпускаю Дана и поднимаюсь. Делаю глубокий вдох, чтобы эмоции бушующие приглушить.

- Ми-ка, - повторяет Даниэль и небесные глазки на меня поднимает, будто понимает, что мне стало плохо, и хочет отвлечь.

Уголки моих губ сами изгибаются в улыбке. С теплом смотрю на малыша и беру его за ручку.

- Мы поедем к Адаму? – тихо интересуюсь у Яна, но взгляда от Дана не отвожу. Будто он исчезнет, если я моргну. 

Боюсь, что все окажется сном, а я проснусь одна в своей постели. В этот миг осознаю нечто важное: что бы ни ожидало меня здесь, но уезжать я не хочу. Сердце прочно привязалось к этим людям. И когда только успело?

- Да, нас ждут часа через полтора, - отзывается Левицкий. – Я с врачом созвонился. Сейчас обход и процедуры, а после – нас к нему пустят.

- Хорошо, - киваю. – Тогда завтракать? – подмигиваю Дану, и его личико начинает сиять.

Малыш сам мчится на кухню. И пусть кто-то попробует сказать, что он ничего не понимает! Загрызу, как за собственного сына.

Следую за ним, оставляя Яна в холле. Но стоит мне переступить порог кухни, как паника сковывает легкие своими железными лапами. 

Наблюдаю, как Дан подбегает к столу и тянется к оставленному кем-то стакану с соком. Перед глазами невольно всплывают картинки того ужасного дня. Отравление, больница, адские боли, приговор… И начинает мерещиться, будто вижу осадок на дне стакана.

Или это не иллюзия?

- Нет, Даниэль, - говорю строго, но стараюсь не повышать голос. Помню, как мальчик отдалился от меня после нашей ссоры. – Садись за стол, милый, - указываю на ближайший стул.

Малыш отдергивает ручку и послушно устраивается у окна.

Я же импульсивно выплескиваю содержимое стакана в раковину. Заодно выливаю всю воду из стоящего неподалеку графина. Резко открываю холодильник, нахожу все открытые соки и йогурты – и отправляю их в мусорное ведро. Мои движения рваные, а руки дрожат.