– А кому дело до того на деревне есть? Федотовне вот разве что. Но та поймёт. Она баба умная, дай бог ей здоровья. А дочка? – дед вздохнул. – Ей только проще будет, коли надобность отпадёт лишний раз в такую даль таскаться. Я ж вижу, что в тягость ей эти поездки, оттого и не часто гостит. А как приедет, норовит следующим днём обратно в город смыться. Говорит, неудобно ей тут: ни ванны нормальной нет, ни телевизора с всякими там каналами, а внуку тоже без этих ваших мобильных да интранатов туго живётся.
– Интернета, – автоматически поправила я его, а тот лишь покивал соглашаясь.
Посидели мы какое-то время за задушевными беседами, слушая Новогодний концерт по телевизору. Я уже начала носом клевать, когда дед спросил:
– Дом, наверное, открытым придётся оставить, – говорит. – Вдруг гулёна вернётся?
– Вот как вернётся, так в окно и постучит, – буркнула я, мысленно открещиваясь от возможных ночных посетителей.
– Ну можно и так сделать, – легко согласился хозяин дома и вышел в сени, откуда тут же послышался звук задвигаемого засова, а у меня аж от души отлегло.
9. Глава 9 Видимость примирения
Зайдя в комнату, глянула на дверь и не сдержала горестного вздоха – никакого засова, щеколды, или хотя бы крючка на двери предусмотрено не было. Одно хорошо – дверь открывалась внутрь, а значит, если чем-то подпереть… Но и тут меня ожидало разочарование. Та мебель, которая здесь имелась либо была слишком лёгкой, либо неподъёмной, вернее, не сдвигаемой. В итоге, немного пометавшись по комнате, подставила стул, а на него водрузила найденное в дальнем углу, за шкафом, металлическое ведёрко. И поставила его так, чтобы в случае малейшего толчка в дверь, оное упало, наделав много шума. А для пущей эффективности, ещё и половичок в сторонку оттащила, рассудив, что так грохоту больше будет. Для успокоения души, ещё и оба окна проверила – заперты ли? Хотя, как иначе-то зимой? Но паранойя, она такая паранойя…
В эту ночь я буквально отключилась. Не знаю уж, что тому было виной, то ли предыдущие две почти бессонные ночи, то ли алкоголь? А может и всё вместе взятое. В итоге, ничто и никто меня не будил и продрала я глаза ближе к полудню. В комнате царил первозданный порядок, одежда вся была на месте, а моя баррикада нетронута. Наскоро приведя себя в порядок, прихватила зубную щётку и убрав с прохода стул с ведром, вышла в общий зал, где пила чай всё же вернувшаяся домой Надька.
– Привет, – виновато отводя взгляд, буркнула подруга. – С наступившим.
Обидеться бы мне, но наконец-то выспавшись от души, я ощущала себя слишком довольной жизнью, чтобы портить настроение разборами полётов.
– И тебя, – отозвалась я, направляясь к раковине.
– Тебе чаю налить? – явно пыталась замаслить меня Надька.
– Угу, – мычу в ответ, говорить-то, когда зубы чистишь несколько затруднительно.
Посидели потом какое-то время в тишине. Подруга понимала, что я имею все основания для обиды и явно не находила слов для оправдания. И тут из прихожей послышалось грюканье и бряцанье, а следом в комнату ввалился, снимая на ходу припорошённую снегом шапку-ушанку и стряхивая с фуфайки прилипшие снежинки, хозяин дома.
– О! – вместо приветствия выдал он. – Проснулись. Внуча, чаю нальёшь, старику? – говорит.
Я аж поперхнулась очередным глотком. Нет, встала, конечно же, и чаю налила, но… Вчерашние разговоры о внучках-дедках воспринимались как трёп подвыпившего старика, но сейчас?!
Покосилась на Надьку, но та видать значения этой оговорке не придала, оно и понятно, ей же предыстория неизвестна. Ну и ладно. В конце концов, если он не шутит, то мне это действительно на руку. Дедок он хороший, дом мне его нравится. Один минус – здесь будет шанс встретить своих якобы «суженых».