В щели под дверью едва виднелся слабый свет, Бауэр не спал. Наверняка опять читал что-то, или набирал книгу. Он часто писал по ночам. То стоял у телескопа, то писал, с любовью глядя на собственные фотографии звезд и галактик, что находились в миллиардах световых лет отсюда. С огромным, чудовищным, непростительным опозданием, возможно где-то там уже давно зародилась жизнь, а люди с земли видели только начало. Или, наоборот, итог. Информация, устаревшая на миллионы лет, и с этим приходилось мириться.

Сонн внезапно вспомнила, как на первой встрече заговорила с Арном про теорию струн, а тот… поднял её на смех. Затем с ироничной заносчивостью закатил глаза, и принялся объяснять, что с ней не так.

Неприятное воспоминание.

Почему она не вспоминала об этом всякий раз, когда размышляла о спасении брака? Почему не вспоминала мерзкие усмешки на просьбы о подарках, сравнения с другими девушками? Мол, они хорошо одеваются, а Сонн нет. Сонн – огородное чучело в своих странных рубашках с объемными рукавами. Мало того, Арн позволял себе говорить, что, если б не одинаковый для всех купальник, она бы не прошла дальше первого тура. А что она? Она печально косилась в пол. Ей было больно такое слышать, но, почему-то, спорить не хотелось. Хотелось выйти на луг, послушать шелест вереска, умиротворенное щебетание маленьких птиц. Через объектив фотоаппарата девушка смотрела на их милые клювики-пирамидки и забывала обо всем.

Зачем нужно было забывать, когда можно просто уйти? Зачем спасать брак с человеком, который любит вытирать об окружающих ноги? Не нужно забывать, нужно помнить. Помнить, напоминать себе, кто такой Арн Бауэр. Что это за фрукт, и чего по-настоящему стоит. Чего угодно, но не ее слез.

Может, эта странная подстава действительно способ легко разойтись. Может, это шанс, благо, а не злой рок. Начать все заново, словно не было никакого «Звездочета».

А рана так и гноилась. И, если была бы реальной, давно залила бы гноем всю постель.

Скрипнула дверь, и Сонн рефлекторно вздрогнула. Обычно Арн не удосуживался зайти на ночь, что-нибудь сказать или сделать. Но прямо сейчас темная тень бесшумно бродила по комнате, девушка ежилась, поджимала под себя ноги.

- Спишь? – Послышался тихий голос.

- Угу. – Она притворно зажмурилась.

- Не спишь. Чудно. – Раздавался какой-то странный звук, словно шуршал толстый пакет. – Как себя чувствуешь?

- Нормально. – Девушка прищурилась. Арн что-то клал на прикроватную тумбу, что-то звякало, словно таблетки в склянке.

- Чудно. – Голос звучал как-то сдавленно, с надрывом. – Пей, это противовоспалительное.

- Спасибо. – Сонн привстала, тяжело вздохнув. Глаза мужа жутко поблескивали в кромешной тьме.

- Переспим?

- Что?

- Переспим? – Еще раз повторил он, и уже четче.

- Ты в своем уме?! – По телу прошел нервный холод. – Тебя не заботит, что я только из больницы вернулась?!

- Поэтому это не требование, это вопрос.

- Ты не будешь больше ничего требовать. – Она повернулась на другой бок, и накрылась одеялом с головой. – Мы разводимся, и я ничего тебе не должна.

- Ай-ай-ай, как резко. – Мужчина с усмешкой закатил глаза и положил руку на одеяло. – Дорогая, я пошел тебе на уступки. Дал тебе тридцать дней. Во-первых, мне тоже полагаются уступки, а во-вторых я все еще твой гребаный муж. – Хватка усиливалась, он чуть сжал её руку под одеялом. – Будь добра относиться к мужу соответственно.

- Мне не нужен месяц, чтоб от тебя съехать. Спасибо за великодушие, но я съеду завтра. Не буду стеснять.

- Съедешь куда? На вокзал? – Послышалась тяжелая усмешка. – Ты не съедешь. Врач тебе сказал лежать два дня, значит, ты будешь лежать. Не в состоянии позаботиться о своем здоровье? Я позабочусь. Даже если придется тебя привязать к кровати. – Голос становился сдавленным и тяжелым. Он злился на этот разговор, и с трудом держал себя в руках. – Спи. Но я приду еще раз, когда ты поправишься, и тогда это будет уже не вопрос.