– Всё будет хорошо, – успокаивает он меня. Ведёт к дивану. – Я позвонил Смольникову, он поднял своих ребят. Если Тим попадёт на радар полиции, то мне сразу сообщат.

– А если не в полицию? – судорожно вдыхаю кислород. – Если он пострадал? Если в больницу попал?

– Это тоже под контролем. Викусь.

Муж присаживается на корточки, продолжает сжимать мои руки. Я пытаюсь выдернуть, но Паша не позволят.

Смотрит прямо, пытается поймать мой взгляд. Уставший, всё ещё с землёй в волосах.

– Я знаю, что всё очень плохо, – вздыхает, поглаживая мою ладонь. – Я виноват. Вик, очень виноват. Но, пожалуйста, только не волнуйся сейчас. Тебе совершенно нельзя.

– Нужно было подумать об этом раньше, – дёргаюсь от прикосновений. Жутко противно.

– Я знаю. Знаю. Но если бы я не рассказал… Катя наглая, она заявилась сюда, чтобы тебе рассказать. Я не хотел, чтобы ты узнала так. От неё.

– Нет, Паш. Нужно было думать в момент, когда ты решил мне изменить.

Мужчина прикрывает глаза. Упирается лбом в мои ладони, часто дышит. Ничего больше не говорит.

Мне сейчас его покаяние не нужно. Я просто хочу, чтобы мой сын вернулся домой.

– А что вы тут? – Тимоша влетает, косится на нас. – Я позвонил Макару. Они там не в курсе, где Тим. К ним не приходил.

– Уверен, что друг Тимура не соврал? – муж резко поднимается. – Вряд ли расскажет.

– Это предкам не говорят. А братьям всегда. Это кодекс, пап. Они должны были встретиться вечером, но потом Тим всё отменил в последний момент.

Отменил? Когда?

Вспоминаю, как парень уходил, а после резко вернулся. Что же случилось? Решил не гулять в грозу?

Как в напоминание – за окном раздаётся грохот. Я вздрагиваю, ёжусь, словно холод в дом пробирается.

– Давай я сгоняю, – предлагает Тимофей. – Прокачусь по местам, где брат обычно тусит. Может, там засел?

– Лучше мне скажи, – отрезает Паша. – Я сам проверю.

– Не могу, пап. Кодекс. Иначе мне потом ничего не расскажут.

– Я не отпущу тебя ночью непонятно куда. Или хочешь, чтобы Вика ещё больше волновалась?

Тимоша посылает мне извиняющийся взгляд. Морщится, не подумал об этом. Я тепло улыбаюсь.

Паша прав. Я не хочу, чтобы Тима куда-то сейчас уезжал. Хватит мне волнений.

– Иди лучше чай сделай, – распоряжается муж. – Или этот завари. Цикорий. Попьём, успокоимся.

– Фе, – мальчишка кривится. – Я, конечно, весь за эко, но даже для меня это слишком. Гадость.

– Вике полезно будет. И ты перестанешь рваться на поиски брата.

Я тоже морщусь. Цикорий это гадость, но его рекомендовал врач. Лучше чая, а ещё немного напоминает кофе.

Что позволило мне пережить отказ от ароматного напитка. Я ведь раньше из одного кофеина состояла, чтобы всё успеть.

Но всё равно. Цикорий – гадость. А мне одной приходится его пить.

– Что у вас произошло? – спрашиваю, когда мы остаёмся вдвоём. – Паш, почему вы поругались? Что ты ему сказал?

– Ничего, – отмахивается муж, продолжает что-то печатать в телефоне. – Так, обычная ссора. Хотел больше карманных, погулять. Я запретил. Ну, ты знаешь.

– Паш, из-за денег так кабинет не расшибают. Да и ты бы не позволил. Не нужно мне врать. Что-то серьёзное, да?

– Пустяки. Мы разберёмся. Тебе не нужно лезть.

– Правда?!

Я закипаю. Тревога переплетается с неприязнью к мужу, бьёт по мозгам опасным коктейлем. А гормоны приправляют всё, превращая меня в пороховую бочку.

Паша своим ответом поджигает фитилёк. Он трещит внутри, искры летят. И я пытаюсь сдержаться…

Но гремит взрыв.

– Мне не лезть?! – истерично вскрикиваю. – Почему-то в остальном я часть этой семьи. Забрать мальчиков из школы, накормить, разобраться с учителями и проблемами. Как это – так сразу всё моё дело. А как касается серьёзного – мне не лезть.