Я задохнулась от возмущения.

— Ты мне сейчас ещё выговаривать будешь? — спросила я, вскинув голову и приподнимая подбородок. — А может посмотрим детализацию с твоего счёта? Ммм? Сколько бабла ты потратил на свою пассию?

— Аля, — Георгий присел за стол, на котором уже стояла миска с салатом, бутерброды, немного сыра и вино. — Сейчас вообще не об этом. Сколько надо — столько и трать. Я о том, что ты даже не ценишь все это. Ты просто привыкла…

— Да, я привыкла, — выдала я. — Потому что когда была одна, я себе тоже в таком не отказывала. Так с чего замужней мне вдруг должно прийти это в голову?

— Потому что это я обеспечиваю семью… — холодно сказал Георгий и бокал, тонкая ножка, чуть не лопнули в его пальцах.

— Ещё бы ты не обеспечивал! — рыкнула я и развернулась в сторону лестницы. С кухни послышался звон стекла, медленные шаги, но мне было плевать. Я зашла в спальню и прикрыла дверь. Артём сладко сопел в своей кроватке, и я при свете ночника наклонилась к сыну и провела пальцами по мягким тёмненьким волосам сынишки. Ещё слишком тонким, но уже показывающим, что будет брюнетом.

Как отец.

Плакала я в ванной. Точнее я в ней почти пряталась. Давилась подступившими слезами от того, что Гоша так поступил с нами. Так вывернул нашу жизнь, и теперь стоя на краю, я не представляла, что делать и как справиться со всем этим. Ничего похожего на прошение я и не планировала, но больнее от этого не перестало быть.

Когда я вернулась в спальню Гоша уже спал, повернувшись к окну. Я тяжело вздохнула, мечтая просто скинуть его с кровати, но понимала, что скандала будет не избежать.

В три ночи я встала покормить сына и не трогала Георгия. Зато в пять и в семь выталкивала мужа с постели с одной фразой:

— Ты всегда можешь уйти в гостевую и я не побеспокою тебя больше с ночными пробуждениями.

Георгий матерился под нос, но вставал. Так было в эту ночь. И в последующую. И всю неделю. И ещё одну, к концу, которой я настолько обнаглела, что просто толкала Гошу в плечо и переворачивалась на другой бок. За две недели энтузиазма у мужа поубавилось, но следов любовницы я больше не замечала. Это не отменяло того, что я нарочито часто вынуждала Гошу сидеть с сыном, который от такого частого внимания отца стал чаще улыбаться и даже почти не капризничал в его руках.

Мы находились в состоянии холодной войны. Все наше общение сводилось исключительно к ребёнку. Мы не были уже семьей, но отчаянно ради какой-то мужней блажи продолжали в неё играть. Я уже отчаялась подвести Гошу самого к разговору о нашем расставании, как в один день мне позвонили с незнакомого номера и попросили приехать в клинику.

— Что-то случилось? — уточнила я, укачивая сына и перекладывая его в кроватку.

— Ваш договор был поднят из архива…

Я не знала зачем он мне сейчас тем более, что юрист убеждал меня в том, что никто не отнимет моего ребёнка, но все равно согласилась приехать после обеда.

Артём жутко обрадовался, что мы куда-то выбрались и постоянно восторженно смеялся. Я смотрела на сына и понимала, что его счастье для меня было первостепенным, но оказалось в кабинете главного врача, что не для одной меня.

— Алина, позвольте вам представить, — сказала главврач нервно. — Марк Андреевич Ильвес. У нас есть некоторые новости.