- Ты как заведенная про этот телефон, - вскидывает руки и принимается ходить по кругу.

- Ты просто лжец и тебе нечем крыть, Игорь. И ты не просто изменил, ты… - дыхание перехватывает, потому что говорить такое вслух о своем муже, подобно глотанию лавы. – У тебя ребенок, от другой женщины.

- Знаешь, нам и правда лучше не разговаривать сейчас, ты не способна мыслить рационально, Настя. Этот бред просто переходит любые грани.

Его слова внезапно стирают слезы окончательно, одаривая холодной правдой. Ведь он ни разу не сказал, что ребенка нет. Он говорит что угодно об ошибке и о том, что это все ерунда, моего навязчивого мозга, но ни единого слова, что ребенка не существует. Снова возвращается та самая ярость.

Я иду в нашу спальню. Хватаю оба чемодана и вытаскиваю их.

- Тогда скорее забирай свое барахло и проваливай отсюда, - возвращаюсь обратно за пакетами и тот, что не вмещается в руки, я пинаю ногами, выталкивая за порог спальни.

- Прекрати, - кричит муж и выхватывает свои вещи, бросая те на пол.

Мы сталкиваемся глазами. Я вижу в них сплошную ложь, нахальство. Чувствую глубокую обиду, и не контролируя свои движения, бью его по лицу.

И я не сожалею об этом.

Удар оглушает, и этот противный звон отдается эхом в моей пустой душе.

Он вытягивает челюсть, разминая ее, и прикасается к тому месту, где только что была моя пульсирующая сухой болью ладонь, оставившая след.

- Полегчало?

- Ты подлец, Игорь. Уходи или уйду я.

Он хватает за плечи и держит, чуть приподняв на уровень своих глаз.

- Ты никуда не пойдешь. Я не позволю.

Дергаюсь и сбрасываю руки, стирая эти прикосновения.

- Ты прав. Я останусь, потому что эта квартира принадлежит мне и сыну.

Не верю, что сказала это.

При оформлении все было легко, никаких протестов или вопросов. Игорь тут просто прописан с нами. И сейчас я тыкаю этим мужа впервые, господи. Но и ситуация такая, что не до подбора слов и не до совести. Особенно не про совесть.

Разворачиваюсь и иду в комнату, чтобы закрыть дверь и не видеть его. По крайней мере, какое-то время. Потому что я понимаю, что силой отсюда его не выгоню, если он не пожелает уйти сам. Но буду надеяться на остатки его благоразумия.

И оказываюсь права, потому что прежде чем дверь закрыла, он сказал, в ответ на мою просьбу уйти:

- Я обещал сыну праздник, и я ему его устрою дома.

- Ты уже устроил, - шепчу еле слышно и закрываюсь на замок изнутри.

Силы внезапно кончаются, адреналин испаряется, и я оседаю у стены. Просто разрушаюсь.

Мне кажется, до меня только сейчас начинает доходить тот факт, что моей семьи больше нет. Что она по кирпичику разбирается.

Десять лет и все ради чего?

И хочется выть, и хочется подняться с колен, не показывать, как уязвима. Или за закрытыми дверьми можно?

С трудом встаю, держась все за ту же стену и подойдя к кровати, стягиваю с себя одежду до белья, забираюсь под одеяло и накрываюсь с головой.

Усталость забирает любое сопротивление, и я засыпаю, чувствуя себя дико измотанной. Такой, что никогда в жизни не ощущала.

Сон не принес ни капли облегчения. Более того, я сейчас была схожа с куском бревна.

Руки и ноги казались тяжелыми при попытке перевернуться набок. Голова от подушки не отрывалась вообще.

Даже не смотрясь в зеркало, я знала и чувствовала, как опухло лицо и глаза от слез.

- Боже, - простонала и села.

Из щелей стыка темных штор просвечивал свет. Значит, я либо проспала до утра следующего дня, либо проклятое первое января и не думало заканчиваться.

Взгляд на часы дал ответы. Затем я услышала смех сына.

Вот тут мои инстинкты сработали на ура.