Списки поступивших должны были опубликовать через неделю, и напряжение стало больше, ощутимей. Хотя я сомневалась, что настроение Никиты связано с поступлением Артура.

Он был отстраненным и задумчивым. Никита стал казаться мне очень запутавшимся человеком. Но я больше не была той женщиной, которая поможет ему найти ответ.

Лена только закончила уборку на кухне, как Никита вернулся с работы.

- О, а все поели уже?

- Ну пап, мы всегда едим в одно время, — дочь вытирает руки и быстро уходит, не забыв закатить глаза.

- Спасибо, дочь, — говорю уже вдогонку.

- Ага, — донеслось перед тем, как хлопнула дверь ее комнаты.

- Разве Лида не может заниматься этим?

- Может, но и нашей дочери нужно учиться самостоятельности и многим вещам по дому. Я отпускаю Лиду пораньше уже некоторое время.

- Ей четырнадцать, — он удивляется, затем хмурится.

- Вот именно.

- Поступай как знаешь, — поднимает руки, давая понять, что хоть и не согласен, но сдается и спорить не будет. – Так, ужин еще остался?

- Он всегда остается для тебя. Даже в холодильник еще не убирала.

- Понял, тогда сейчас переоденусь и приду, поем.

Когда Никита исчезает за углом, я смотрю на часы. Почти восемь.

- Я бы уже, итак, догадалась, что ты меня предал, — шепчу в пустоту.

Муж возвращается, когда я ставлю чашку с чаем на стол.

- Ты что делаешь? – выхватывает ее и опускает сам с громким стуком.

- В смысле?

- Я сам могу себе накрыть, Олесь. Ну что за детский сад?

От непонимания приходится замолчать.

- Ты о чем вообще говоришь?

- Одно дело краситься по утрам, потому что тебе это важно. Другое — заниматься всем этим на кухне.

- Никита, я… начала делать «это», как только смогла сидеть в кресле длительное время. Ты сейчас серьезно?

- Да, потому что не хочу, чтобы ты занималась работой по дому. Для этого у нас Лида есть.

- По-моему, тебя заносит. И не нужно со мной обращаться… так. Я многое могу делать самостоятельно. Я жива, Никита. Я жива, видишь? Просто не хожу на своих ногах. Просто мне нужно, немного… времени, — на последних словах я чувствую, как теряю самообладание.

Это не жалость. Нет. Это злость.

Злость становится нестерпимой, и я хочу закричать. Потому что это не опека, не забота с его стороны. Это черт те что.

- Ты можешь хотя бы постараться быть нормальным? Хотя бы немного. Наш сын поступает на такой важный факультет, в лучший вуз. Дай ему это сделать без нервов. Пусть он думает о поступлении, а не о том, как мы с тобой… выживаем на одной территории.

То, что я сказала в конце, не должно было прозвучать. Но я уже не могу держать в себе так много невысказанной боли. И если он сейчас догадается, то так тому и быть.

Однако, судя по взгляду Никиты, он думает совсем не об этом.

- Я не хотел, Олесь, — его голос спокойный и такой низкий. - Я просто за тебя волнуюсь. Вот и все.

- У тебя странная передача чувства, заботы. Непонятная мне, — хватаюсь за ободки на колесах. - Приятного аппетита, я поеду в спальню и приму душ.

- Может тебе помочь?

- Если мне понадобится твоя помощь, я нажму кнопку.

- Хорошо, — я вижу, как его кадык дергается, но он не говорит больше ни слова, отпуская меня, так, как есть. В растрепанных чувствах.

А мне и не нужны слова. Просто не нужны. Люди часто используют их, чтобы пустить пыль в глаза. Чтобы замаскировать свои грязные грехи. Слова – это просто. Это не тягостно. Ты просто открываешь рот и говоришь.

Я бы оценила один поступок, вместо миллиона слов. Всего один. Но что бы ни сделал мой муж, я буду вынуждена делить на два. Теперь только так.

Ложась в постель в одиночестве, я желаю одного: уснуть, пока не пришел Никита.