Хмурюсь на слова Кости. Она ему ещё и рассказала. Просто супер. Умный поступок.

— Что сказал? — чеканю я, чувствуя, как снова внутри бушует ураган.

— Что я гондон, — усмехается младший. — Не ожидал он от меня… — добавляет в конце.

— Это вообще не его дело, — рявкаю, тут же хватая телефон, чтобы набрать сына.

— Остынь, — тут же в ответ тормозит меня Костя. — Ты сейчас наломаешь дров, потом не отмоешься!

Дышу так, будто воздуха не хватает, тяну галстук, чтобы ослабить ворот.

Прикрываю глаза и откидываюсь на спинку кресла. Брат молчит, ждёт, пока я соберусь с чувствами, а я снова и снова возвращаюсь к тому, что должен показать Илоне, насколько мы неразделимы. Любыми средствами, потому что цель всегда оправдывает средства.

22. Глава 22

— Илона, всё хорошо? Ты загруженная какая-то.

Пока я раздеваюсь, аккуратно складывая свои вещи на рядом стоящий стул, подруга обеспокоенно натягивает нейлоновые перчатки на тонкие руки.

Очень удобно иметь в друзьях врачей. У Василисы обычно плотная запись: она замечательный и высококлассный врач, поэтому к ней тяжело спонтанно попасть — только по предварительной записи аж за месяц.

Но на моё сообщение, в котором была пометка «срочно», она отреагировала молниеносно. Тут же нашла для меня окошко, потому что прекрасно понимает, что просто так я не стала бы просить.

Внутри пустота. И какое-то жалкое отчаяние.

Потому что в тяжёлых ситуациях ты не всегда можешь реагировать и поступать так, как ты того от себя ожидаешь. И нет, дело не в отсутствии внутренней силы.

Оказывается, что когда мы фантазируем в голове, как поступим, мы не учитываем самый главный фактор — эмоции. Мы можем сколько угодно внушать себе, что будем сильными, хлопнем дверью и уйдём, но в тот момент, когда мы так решаем, мы не чувствуем эмоций.

А сейчас я чувствую. И они настолько губительные, что связывают мне руки плотным жгутом, больно впиваясь в кожу и оставляя следы, которые, кажется, никогда не исчезнут.

Настоящий рубец на сердце. Вот что страшно.

— Нет, Вась, всё нормально. Просто за последние дни навалилось дел полно, поэтому такая загруженная.

А ведь хочется выговориться, поделиться с подругой, но я держу в себе. Как-то не привыкла жаловаться на свою жизнь, просить помощи. Не умею.

Современные психологии учат этой свободе, когда просить помощи — это не про слабость, а про умение признать в себе живого человека. Но я не могу…
Знаю, что не будет осуждения. Но и жалости вынести не смогу.

Залезаю на кушетку, Василиса аккуратно и бережно всё осматривает, берёт мазки на ВПЧ — я регулярно раз в год сдаю. Мне так спокойнее.

— Ну что, поверхностная эрозия есть, но... в целом, Илон, всё у тебя хорошо. К чему такая срочность была?

Я приподнимаюсь на локтях, слабо улыбаясь ей.

— Мы можем спираль поставить, пожалуйста?

— Спираль? — она удивлённо взмахивает бровями вверх. — Ну, конечно, я могу тебе ее поставить. Но любое вмешательство в организм — это стресс. Мы можем сдать с тобой анализы, чтобы проверить фертильность, оценить твою овуляцию... — она продолжает, но я тут же перебиваю её.

— Нет, я хочу быть уверена, что точно не забеременею.

— Илон, что происходит? Зачем тебе это?

— Я хочу развестись с Германом. Но, — меня накатывает непреодолимая тоска и разочарование, — он не отпускает, Вась.

Знаю, что звучит абсурдно: я же, по сути, свободный человек. Герман непростой человек, он не даст мне просто так развода, до последнего будет бороться. И сейчас он уже заговорил о ребёнке...

Глаза Василисы расширяются, она сжимает губы в немом шоке.