- Ваша подружка – идеальная «Незнакомка» Блока. Хочется прикоснуться, чтобы поверить, что настоящая, а не из воображения… Я смотрю на нее и начинаю «По вечерам, над ресторанами…»

Вижу, как её глаза округляются. Не ожидала, девочка, что есть мужчины в центре Москвы, одетые в бренды и знающие о существовании Блока?

-Лин, теперь мы просто обязаны снисходительно принять приглашение этого молодого человека. Блок ведь твой любимый поэт… Вас, кстати, как зовут, прекрасный незнакомец?

***

И я не ожидал. Не ожидал, что смогу вот так втрескаться. Не ожидал, что меня так затянет. А еще не ожидал, что девочка-солнышко окажется такой… И Лина, и ее подружка-Маша были уже музыкантами из Московского дома музыки, заканчивая в этом году консерваторию. И уже завтра мы с Маратиком были приглашены на концерт. Лина была частью большого оркестра как пианистка. Маша играла на скрипке. Марату бойкая подружка тоже приглянулась. Но вечера мы сразу договорились проводить по-отдельности. Маша и Марат друг от друга хотели одного, а я… Я завоевывал сердце снежной королевишны, впервые в жизни узнав, что такое влюбленность с бабочками в животе и мыслями, магнитящимися к ней денно и нощно…

Когда Лина выходила на сцену, она перевоплощалась. Дело было не только в красоте, подчеркнутой классическим вечерним черным платьем с красивым декольте. Дело было в ее породе, грации, выражении лица при игре. Я в первый раз увидел ее музицирующей- и не мог оторваться. Это было очень странное ощущение. Возвышенного восторга. Мужчины редко такое испытывают. Обычно все сводится к оценке- хочу или нет. А здесь было что-то более высокое. Она была музой, она была самим вдохновением. Но в то же время, с первого самого выхода Лины на сцену, которое я увидел, меня охватило странное ощущение страха за нее. Не то, чтобы речь шла о дурном предчувствии. Почему-то я боялся, что ей будет больно, что она беззащитна, что ее место- такой трогательной, искренней, с неприкрытой душой- не на сцене, под софитами, которые жгут кожу похлеще солнца. Её хотелось спрятать для неё же самой. У артиста должна быть толстая кожа, у моей «Незнакомки» она была тонкая, почти прозрачная, как шелк…

Возвышенная, нежная. Ей и правда хотелось читать стихи, что я делал с регулярным постоянством на каждом нашем свидании, спасибо моей учительнице по литературе, которая любила пожаловаться родителям на мое плохое поведение в школе и потому спрос с меня и дома, и на занятиях всегда был особенный.

Я хотел Лину, но эта форма желания была другой. Это как соприкосновение с прекрасным. Тебе хочется не просто трогать его, тебе хочется им обладать. Сделать его частью своей жизни.

Она влюбила меня не только в себя, но и в классику. Открыла целый мир. Настолько яркими, сочными красками, что как только она ушла, я больше не смог слушать ни звуки пианино, ни знакомые нетленные композиции в исполнении других инструментов. Они резали мои барабанные перепонки, таранили сердце, ковыряли душу.

На каком свидании я понял, что не отпущу её? На первом, втором? Не знаю, мне казалось, это чувство жило со мной всегда. Даже родители не были проблемой- Лина сразу очаровала их своей искренностью и утонченностью. Они одобрили выбор. Правда, их собственная жизнь была настолько насыщенной и на меня как обычно не особо-то хватало времени, чтобы они были интегрированы в перипетии наших отношений. Зато любили хвастаться тем, что она музыкант, выбравшая семейную стезю.

Когда я в первый раз затеял разговор с мамой о Лине, она сказала емко и лаконично. И значение ее слов я понял спустя какое-то время, уже после развода, когда снова обсуждали мою несостоявшуюся семью.