На втором кресле, подпирая лоб ладонью, сидит Карен. Выпрямляется, заметив меня. Он не отводит глаз всё время, пока я спускаюсь вниз. Смеряет меня взглядом, полным презрения, с ног до головы. Остро и мучительно. Но я выдерживаю – с вызовом смотрю на него, стоит нам схлестнуться взглядами. Мне есть, что сказать.

Подхожу к дивану, на котором разместились мама, Нора и свекровь. Она плачет громко, навзрыд, спрятав лицо в плече дочери, пока моя мама поглаживает её по плечу.

Папы нет.

- Доооча! – жалобно тянет мама, когда я сравниваюсь с ними, подскакивает со своего места и бросается ко мне. – Ксюша, ну как же так?! Как ты так...

- Где папа? – обращаюсь к ней спокойно. Мне важно знать, что он рядом. Он меня точно поймет. Он же с самого начала понял.

Но мне никто не отвечает.

- Вааай, – причитает свекровь, услышав мой голос. – Ай бала! За что ты так с нами?..

- Ксения, разве я тебя так воспитывала? – подхватывает меня за предплечья мама.

Моя жизнь превратилась из идеальной сказки в трагическую буффонаду.

- Какое воспитание! – басит свекор, упирается кулаками в подлокотники и встает на ноги. – Воспитание!

- Сват, ну что же вы... – задевают маму его слова.

- А что не так с моим воспитанием?! – отстраняюсь от мамы и не даю свекру пройти, преградив проход между креслом и низким журнальным столиком. – Что вас не устраивает в моем воспитании, Георгий Каренович? То, что я не согласна, чтобы об меня вытирали ноги? Или что я не позволю больше держать меня за круглую идиотку, которой можно врать в лицо?!

- Кто тебе врал, ахчи?! – рычит он в ответ. – Ты мою семью на весь мир опозорила! Врали ей! Врали!

- Ай бала, не говори так! – плачет свекровь. – Я тебя как родную дочь приняла! Карен, скажи что-нибудь!

- Да, Карен, успокой эту истеричку! – брезгливо взмахивает рукой свекор.

- Да, Карен, успокой меня. – не двигаюсь с места. И не свожу глаз со свекра, даже обращаясь к его сыну. – Наговори красивых клятв, чтобы я снова поверила. Пока ты развлекаешься со своей шлюхой. Говори, Карен. Всё равно папа тебя прикроет, если что, да?

- Вааай, – снова заходится в рыданиях свекровь. – Мои детиии, мои малышиии...

Он молчит.

- Что же ты молчишь? – поворачиваю голову к нему. Прав был классик о тех, кого могут обмануть дважды! Меня накрывает такая злость на себя, что я еле сдерживаюсь. Во всем, что сейчас, в этой комнате происходит, есть и моя вина. Ведь он же на самом деле меня смог убедить. Он точно знал, что говорить, чтобы я ему поверила. – А как же «мы справимся, джана»? Ты же нашими детьми клялся, Карен.

Он продолжает молчать, презрительно поджав губы.

- Ксения! – встряхивает мою руку мама. – Ну не рушить же семью из-за этого, дочка?

Какую семью, мама? – продолжаю смотреть на Карена, чтобы не пришлось повторять дважды – он всё увидит в моих глазах. – Нет больше никакой семьи.

Мама обреченно наклоняется к подлокотнику дивана и, опираясь дрожащей рукой, медленно садится.

Свекор выплевывает остервенело: «Тьфу!», обходит кресло с другой стороны и идет к дверям веранды.

Провожаю его взглядом и замечаю папу. Он там, снаружи. Говорит по телефону и смотрит на меня пристально. Неужели и он меня осуждает? Что не смогла, как мама, терпеть? Не согласилась смиряться с изменами мужа? Это был её выбор. Я не смогла так же. И теперь кругом виновата. Слёзы начинают душить, и я сглатываю тугой ком, застрявший в горле.

А потом папа едва заметно кивает мне. И я понимаю, что не одна. Что он на моей стороне.

Это придает силы.

- Уходи, Карен. – Слова даются легче, чем я могла представить.