Хочет и дальше быть в курсе моих действий? Не может никак осознать, что я больше не буду докладывать ему о каждом своем решении? И слово какое липкое - содержать... Бросила трубку, не дослушав его отчаянный монолог.

Сообщаю об этом подругам, на что получаю череду одобряющих смайлов и реакций под самим сообщением.

О том, что он заявился тем же вечером с требованием объясниться, почему я поменяла машину, я умалчиваю. Мне до сих пор непривычно делиться с кем-то не из родственников подробностями своей личной жизни. Раньше, не считая самого Карена, мне хватало Норы и свекрови. Мы жили вместе, разве могло быть по-другому? Даже с мамой и сестрой я не была настолько откровенна, как с ними.

А после того, как Лена пробовала уговорить меня простить Карена, я поняла, что пока не готова разговаривать с ней.

«Ксюш, может, на самом деле подумаем о том, что я предложила? – спрашивает Ира. – Третий день с головы не могу выбросить».

Я тянусь к соку, делаю глоток. Любимый персиковый напиток кажется безвкусным.

Удовольствия от еды я тоже не получаю. Ем, потому что надо.

«Я тоже думала об этом, если честно», – отвечаю Ире.

О чем я только не думала эти дни... Мысли лихорадочно скакали от одной темы к другой, сконцентрироваться на чем-то одном получалось плохо.

Конечно же, я уже успела поискать вакансии на рекрутинговых сайтах. Отложила несколько интересных вариантов в избранных, но пока не откликалась. Вместо этого я составляла список совместно нажитого имущества – включая банковские счета и вклады, и передала их адвокату, чтобы тот отправил запрос на запрет регистрационных действий и на движение денежных средств. Это, по его словам, может уберечь меня от попытки Карена спрятать активы.

Возможно, я ошибаюсь, и он не так беспринципен, как мне сейчас кажется. Возможно – перестраховываюсь. Ведь сам он до сих пор, по словам дядь Толика, этих мер не предпринял. Я просто стараюсь следовать советам профессионала и действовать не на эмоциях – мной должны двигать только логика и здравый смысл.

Или у меня появилось слишком много свободного времени, и я заполняю его всем, чем угодно, лишь бы не думать о том, единственном, что по-настоящему имеет для меня ценность.

Мои дети не рядом.

Да, Карен отозвал запрет. И я попробовала на следующий же день снова встретиться с ними.
Ждала у турникета, сжимая в руках забытую в спешке на подушке зайку-пиглетт дочери, без которой та не засыпала. Гере взяла зачитанную нами до смятых страниц книгу про маленького лорда Фаунтлероя. «А я никогда не уйду от тебя, мам», – часто говорил мне сын, слушая, как герой любимой книги ушел жить к дедушке. Я же обнимала его, убеждая, что это просто книга, и что с нами такого никогда не случится...

Заметив меня, Вика счастливо подпрыгнула, неуклюже раскинула руки и оглянулась на брата. Сын стоял, хмуро поджав губы. Окинул сестру серьезным взглядом. Боже, до чего же они с Кареном похожи... Улыбка тут же сошла с лица моей девочки. Она растеряно посмотрела на него, на меня, и опустила глаза.

Ко мне они не подошли. Отступили к низким диванам вдоль стены, сели рядом. Гера выудил телефон из ранца.

«Уроки закончились, ты где?» – донесся до меня низкий голос сына. Да, это был еще детский, но бас.

Я знала, что Нора ждала их снаружи. Именно ей они звонили.

Я вышла.

Передала ей книгу и зайку.

И ушла до того, как на крыльце появились дети.

Я этого не заслужила.

Стараюсь не думать об этом.

Стараюсь не думать и о том, какую боль они сами причинили мне.

Стараюсь дать им время, как просит Нора. Она убеждает меня, что всё время говорит с детьми обо мне. Я чувствую, как им сейчас плохо, как они одиноки, даже находясь в кругу родственников.