Кирилл смотрит на меня внимательно, я вижу, как гаснет его взгляд. Прости, родной, но все, что я сказала, — правда. Нам пора отпустить друг друга.

Я жду, что он начнет спорить, но вместо этого он говорит:

— Помнишь наше первое свидание? — улыбается печально. — Ты пришла на него такая красивая, а я не знал, что сказать тебе. Дурак, я даже не сделал тебе ни одного комплимента, не сказал, как ты прекрасна.

Я не могу это слушать, но сижу, словно прикованая к стулу. Глаза начинает печь, а Кирилл продолжает:

— У меня тогда не было бабок, и я повел тебя гулять в парк, помнишь? Мы катались на аттракционах, будто нам по четырнадцать. А еще тир… смешно, да? Ну какой тир? Ты в розовом легком платье и на каблуках. Я был таким дураком, Ксюш, — опускает голову и качает головой.

В груди кровоточащая дыра, глаза наполняются слезами.

— Надо было занять деньги и сводить тебя в приличный ресторан, а вместо этого я купил тебе розовую сахарную вату. Господи, какой идиотизм, — усмехается надрывно.

Голос подводит Кирилла, он начинает дрожать.

— А потом мы зашли в какую-то забегаловку и объелись там блинами. Черт, я даже не помню, спросил ли потом, понравились ли тебе они. Ксюш, было хоть немного вкусно?

Из моих глаз вырываются слезы и стекают вниз, теряются в губах.

— Я не хотел отпускать тебя домой. Боялся, что если перестану держать твою руку, то ты больше никогда не вернешься ко мне. Потащил тебя гулять на набережную. Помнишь, там бабулька сидела, продавала самодельные букеты?

Зачем он делает так больно? Почему так жесток со мной?

— Я у нее купил букет ландышей для тебя, — смотрит на меня так пронзительно, что сердце сжимается до крошечных размеров. — Дурак. Надо было купить букет роз. Но не красных, нет. Ты не любишь этот цвет. Белых или розовых. А я, придурок, всучил тебе эти крошечные ландыши.

Из его горла вырывается какой-то сдавленный звук, будто он хочет заглушить свои эмоции.

— Знаешь, Ксюш… Все хорошее, что было… нет, самое лучшее — связано с тобой. Ты прости меня, девочка, — протягивает руку, чтобы коснуться меня, но отдергивает ее в последний момент, будто обжегшись. — Прости меня за все, родная. И за ландыши. За блины эти дурацкие. За мечты несбывшиеся, за то, что разрушил нас.

Я даже не пытаюсь вытереть слезы, они ручьями стекают вниз и падают мне на руки, оставляют капли на атласном платье.

К столу подходит Иман и обращается к Кириллу:

— Это мое место.

Мой бывший муж не смотрит на него, его внимание полностью отдано мне. Я жду, что он начнет язвить и ругаться с Иманом, но Кирилл лишь коротко кивает и устало, вымученно улыбается, а после поднимается со стула.

— Я уже ухожу, — спокойно говорит Иману и, не оборачиваясь, уходит.

Провожаю его взглядом, сжимая кулаки. Из горла вырываются рыдания. А еще крик.

Крик о том, что то было лучшим свиданием в моей жизни. Ландыши, блины, винтовка в тире — все это было самым лучшим.

Потому что было с ним.

24. Глава 24

Ксюша

Он уехал.

Я осталась.

Кажется, теперь это моя новая реальность.

Я же именно об этом и просила, разве нет? Почему тогда внутри будто наизнанку все? Будто не осталось ни одного функционирующего органа? Будто я умерла, но какого-то черта продолжаю дышать?

Прошло две недели. Я организовала свадьбу, параллельно присоединилась к проекту Амаева.

То свидание с Иманом закончилось, едва начавшись.

Я не знаю, что слышал мужчина из нашего разговора, но он просто увел меня из ресторана. Я была благодарна ему, ведь он не задал ни единого вопроса, молча вывел меня на набережную и помог спуститься к морю.