Гладим друг друга.

Не понятно, кто кого успокаивает, я ее или она меня.

В воздухе пахнет тоской и печалью, ее можно хоть ложкой жрать — но так и не получится избавиться от нее. Все пропитано безнадежностью. А еще духом смерти.

Да, однозначно сегодня я похоронил что-то очень ценное и важное.

Свое счастье.

Потому что без Ксюши у меня не может быть счастья.

Без нее нет меня.

Кручу головой и вижу на кухонном столе букет. Огромный, необъятный букет, мать его, алых роз. Растерянно поворачиваю голову и смотрю в лицо Ксюши.

Она плачет, опускает глаза, не в силах вынести моего взгляда. А у меня в голове складывается один плюс один, и, блять, какое-то неверное число, нечетное выходит.

Вот был я. Вот была она. И нас всегда было двое.

А теперь выходит… трое…

16. Глава 16

Ксюша

— Ксюх, давай поговорим, — голос Кира звучит холодно.

В мысли забирается черт-те что. Какие-то черные фантазии о том, что сейчас моя жизнь разрушится.

— О чем? О том, что ты к другой уходишь? — нервно смеюсь, прячась за глупой иронией.

Кирилл слишком хорошо меня знает, видит страх в моих глазах, и я глотаю вязкую слюну, проталкивая ее по сухому горлу.

— С ума сошла? — муж округляет глаза и реально смотрит меня как на какую-то душевно больную.

От сердца отлегает, и я выдыхаю. Сажусь на диван, Кирилл тоже садится.

В кресло напротив.

Я остро ощущаю расстояние между нами. Хочется протянуть руку и стереть его. Мы же единое целое, между нами не может быть пропасти.

— Ксюша, я хочу с тобой поговорить, — повторяет он спокойно, но слишком холодно.

Я хочу подойти и сесть к нему на руки, чтобы не чувствовать этого. Чтобы ощущать его тепло и ничего кроме тепла.

— Слушаю тебя, — дышу ровно, но голос все равно подводит.

— Я знаю, что ты не хочешь детей, — вздыхает. — Но я не понимаю почему — травму потери ребенка мы проработали. Я был с тобой практически на каждом приеме у психолога. Мне тридцать четыре, Ксюш. Во мне столько любви, что, кажется, хватит на всех детей в мире. Я прошу тебя… — его голос ломается до хрипоты. — Я молю тебя… давай придумаем что-нибудь? Не хочешь сама вынашивать ребенка, может, подумаем о суррогатном материнстве? О ребенке из приюта, в конце концов. Родная… я очень… очень сильно хочу ребенка.

Сердце обливается кровью. Мне больно это слышать, но какими-то крупицами здравого смысла я понимаю, что Кирилл имеет право на свое желание.

— Настолько, что готов принять ребенка от другой женщины? — я стараюсь, честно стараюсь не зареветь в голос.

— Суррогатное материнство — это не «ребенок от чужой женщины». Это будет наш с тобой малыш. С нашими генами и кровью.

— Нет, — звучит резче, чем мне хотелось бы.

— Тогда давай попробуем зачать естественным путем? — давит на меня, не спрашивает.

— Это репродуктивное насилие! — перехожу на крик.

— Это безысходность, Ксюша.

И словно гаснет на глазах…

Я не могу смотреть на свое отражение. Мне мерзко, противно. Хотя я понимаю: все, что случилось, — не мой выбор.

Выхожу из ванной комнаты и вдеваю в уши гвоздики с брюликами.

Взгляд цепляется за вазу с розами на столе. Букет настолько вычурный и удушающий, что вызывает приступ тошноты. Подхожу к окну и настежь распахиваю его. Нужно избавиться от этого запаха как можно скорее, потому что он совершенно невыносим.

Сегодня прием в доме родителей, и я рисую на своем лице маску. Она мне понадобится, чтобы пережить сегодняшний день. Надеваю широкие брюки, топ, а сверху пиджак. Я не готова идти в платье, мне нужна защита, доспехи. Поэтому чем больше на мне надето вещей, тем лучше.

Можно, конечно, было бы попросить Кирилла сходить со мной, но кто я ему теперь?.. Я не имею никакого права на просьбу такого рода, да и вообще, мне надо как-то начинать жить самостоятельно.