Ну, посмотрим, девочка. Как долго ты будешь в шоколаде.

Объясняю дочерям, что с папой всё не так страшно, но проблемы есть и он побудет в клинике.

– А можно к нему?

– Варюш, его завтра уже выпишут, наверное. Ночь понаблюдают еще и утро, завтра будет понятно, что и как. Если он останется, я узнаю, можно ли вам к нему, клиника платная, не думаю, что будут проблемы.

Варя обнимает меня, Кира тоже подходит. У меня слезы накатывают. Представляю, что будет, когда они узнают.

Такая злость на мужа! Она меня выжигает изнутри!

Чего ему не хватало? Почему нельзя было нормально обсудить, если были проблемы?

Почему нельзя было тщательнее скрывать эту связь?

Да, да… о таком я тоже думаю. Если бы я не узнала…

Ненавижу.

Предатель. Сволочь. Мразь…

– Мамуль, может, кино посмотрим, а? Пиццу закажем? Или попкорн сделаем?

Сил смотреть кино у меня никаких. Хочется завернуться в плед, взять чашку кофе, или бокал просекко и жалеть себя любимую.

Но я не могу. Это мои дети и им сейчас плохо. Я должна.

– Пиццу поздно. Попкорн сделаешь, ладно? Я в душ. И чайник поставь, хочется кофе.

– На ночь, мам?

Да, именно на ночь. Мне после него лучше спится.

Захожу в свою комнату, снимаю блузку. Придирчиво оглядываю себя в зеркале.

Я не старая корова! Я молодая, красивая женщина!

И я встала на тропу войны!

Достаю смартфон, выбираю недавнего абонента.

– Артур, извини, что дёргаю, дорогой, у меня к тебе еще одно дело.

***

Утро совсем не мудренее вечера. Потому что я не передумала.

Наоборот.

Всю ночь продумывала план, к утру он созрел.

Они хотели войны? Они получат войну.

Готовлю завтрак, стараюсь вести себя с дочерями как ни в чём не бывало. Шучу, что-то вспоминаю, расспрашиваю их о делах.

– Мам, а папа там как? Мы к нему поедем?

– Папа… папу обещали выписать.

На самом деле я не в курсе. Он пока не звонил. Я, естественно, тоже.

Там есть кому за ним ухаживать, вперед и с песней.

– Мам, ну набери папу, спроси?

– Сейчас еще рано, он спит, наверное. Позвоню после завтрака, давайте, панкейки сегодня получились шикарные, и сливки взбились как надо, и крем заварной.

– А Катя, которая у папы работает, сказала, что у неё есть рецепт настоящих японских панкейков, а это просто оладушки.

Меня оглушает это заявление.

Получается эта малолетняя мразота с моими детьми общалась?

Повисает тишина. Только Кирюха шумно втягивает чай.

Я с трудом дышу. Мне так… так паскудно!

Ненавижу. Убила бы… Ладно. Выдыхаю, улыбаюсь.

– И когда она это сказала?

– Я к папе приезжала, мы ходили в кино, Катя попросилась с нами, она хотела со своим молодым человеком, а он не пришёл почему-то.

Почему-то не пришёл. Да потому что этот лохопет не в курсе, что его девушка трахается с шефом за брюлики!

И почему это он еще не в курсе?

Усмехаюсь злобно. Ненадолго.

– Мам, все нормально?

– Нормально, а что?

– Просто… у тебя такое лицо.

– Какое?

– Как у львицы перед прыжком.

– Интересно… Просто думаю о работе. Вы чем будете заниматься?

– Я договорилась гулять с девчонками, потом буду в комп играть.

– Я тоже с девочками, с нами тётя Лена будет. – Это Варька, её одну я еще не отпускаю, но мама её подруги всегда выручает.

Лето, с одной стороны хорошо, с другой, если бы девочки были в школе, то были бы заняты. Не было бы времени думать о всяком, разном.

Чёрт, кого я обманываю?

Развод родителей в любом случае травма.

Так, не нужно раскисать. Надо действовать.

Стасу я так и не удосужилась набрать. Его звонки сбросила – я работаю. Сообщение о том, что он пробудет в клинике еще сутки прочитала. Отлично.

После пять бегу в супермаркет, покупаю небольшой красивый тортик, еду в гости.