Смс от врача из частной клиники “Анализ по биопсии пришел. Онкология подтверждена. Третий негативный”.

А дальше все, как в тумане. Самый счастливый день смешался с привкусом крови во рту.

На руках у меня новая долгожданная жизнь, а жизнь моей мамы стремительно угасает. Я будто сама умираю.

Но крохотные синие глазки, несмышлёно глядящие на меня, не дают отчаяться, не дают сломаться.

Химиотерапия первые полгода. Первые клочки волос, оставленные на подушке. Я с бритвой мужа в ванной, потому что в парикмахерскую маме психологически сложно идти. И я не хочу ее туда отпускать.

Как же непривычно, как же больно смотреть на нее в таком состоянии. Как ей плохо от взгляда в зеркало на саму себя.

Хочу и себе отрезать волосы, чтобы она знала, что я с ней. Она не дает. Мы обе плачем, затем плачет и Лиза, сообщая, что проснулась и пора с ней развлекаться.

Она наша улыбка, а Артур — единственная опора в этот момент. Если бы не он, если бы не частная клиника с высокими ценниками, мы могли бы узнать слишком поздно.

Операция. Облучение. Ремиссия. И самое страшное осталось в прошлом. Но маме нужно наблюдение и обследование в государственном онкоцентре, куда она перевелась, каждые четыре месяца.

Жить с нами сложно. У каждого свой быт и уклад. Но денег с продажи квартиры в Поволжье не хватит даже на студию в строящемся с котлована доме. Опять Артур. И ни слова упрека. Забота, улыбка, поддержка. Будто он не ее зять, будто он ее родной сын.

Потому она так сильно его и любит. За все это время он ни взглядом ни мыслью не обидел ее, хотя временами ему тоже было сложно уживаться толпой в одной квартире в шестьдесят квадратов.

Потому мне сейчас так сложно ей сказать, что любимый сынок предал свою семью и скоро станет чужим.

— Все хорошо? — спрашивает мама, когда мы с Лизой входим в квартиру.

Она выглядит бодрой. Волосы на голове хоть и поредел после болезни, но все равно короткая стрижка смотрится красиво.

Мама у меня сама по себе красавица. Светлые кудри, зеленые яркие глаза, очень добрая, даже детская улыбка и всегда теплые руки. Вы поверите, что она ни разу не пожаловалась на боль за все то время, что ее пытали лекарствами, иглами и ножами?

Наверное, это от нее я научилась терпению и всеприятию. Вот только теперь мне нужно учиться стоять за себя.

— Конечно, — шепчу я, обнимая маму и вдыхая ее запах.

Лисенок тоже не остается без внимания, чуть ли верхом не лезет на бабушку. Соглашается обедать только у нее на коленях и с ее рук. На меня все еще злится на метро. А может, и не только по этому. Алефтина Федоровна ей случаем ничего опасного не сказала?

— Ты чего такая задумчивая? — спрашивает мама, когда я зависаю, глядя на пар, идущий из носика свистящего чайника.

Лисенок к этому времени забывает про обиды и просится поиграть, у нее тут целых две коробки игрушек и розовый самокат. Убегает в комнату, а я разливаю черный чай с запахом чабреца.

— Не выспалась, — обманываю, и от этого на сердце становится гадко.

Как же хочется сейчас открыть душу и обо всем рассказать, лежа на теплых коленях.

Как хочется уткнуться в плечо и попросить маму погладить меня по голове, как маленькую девушку. Мне хочется снова стать ребенком, чтобы забыть обо всем. Но я уже взрослая. Я должна быть сильной. Я должна решать.

До самого вечера мы сидим у мамы. Как ни странно Артур не звонит. А единственный входящий – реклама стоматологических услуг. Думаю остаться на ночевку, но Лиза скучает по Артуру. Так и говорит:

— Солнышко сядет, папа придет.

Как ей объяснить, что скоро это правило не будет работать? Скоро будет так: выходной – папа придет. И, ведь, его она будет любить и ждать больше чем маму, которая навязывает правила и не позволяет ей выпить вкусного пороша для стирки.