— К ней, да?

— Если к ней, то я ее прибью, — тихо отвечаю я. — Переночую в гостинице.

— А потом?

— Нам надо всем остыть, Лиля. Сейчас мы можем действительно устроить войну.

— Я не остыну, — опять всхлипывает, — и не надейся.

Делаю несколько тяжелых шагов, и Лиля шепчет:

— Нет… Я так не хочу, папа…

— Прости.

Ускоряю шаг, торопливо спускаюсь под ее вой, который вспарывает мои вены тонкими лезвиями. На крыльце задыхаюсь от боли, что расползается в груди черной паутиной.

Я уничтожил свою семью. И я знал, что к этому все придет. Знал и все равно позволил всему произойти.

И я не могу даже самому себе ответить, почему я решил подпустить к себе Ию. У меня не было к ней любви или тайной страсти, с которой бы я боролся. Она просто однажды пришла, а я ее не прогнал.

С каждой секундой я зверею. Я аж чувствую, как мой мозг покрывается ожогами лютой ненависти к Ие. К этой зеленоглазой змее, что отравила наш брак.

— Убью, мразина, — в голове в который раз щелкает, и я ухожу под волну бурлящей ярости. — Брюхо тебе вскрою.

8. Глава 8. Ведьма

— Разве можно кого-то так любить? — тихо спрашивает Матвей, сжимая мою руку.

Я и сама не верю в то, что любовь может быть такой. Топкой, всепроникающей и обволакивающей.

— Можно, — шепчу я, вглядываясь в голубые глаза Матвея.

Рассвет. Над озером, которое идет редкой рябью, ползет дымка, а в лесу позади нас щебечут ранние пташки. Скоро небо озарится розовым и оранжевым. Воздух звенит от свежести, на траве вспыхивают росинки.

Кладу руку на живот, и улыбаюсь.

— И ты всегда будешь любить?

— Мне кажется, я тебя всегда тебя любил, — Сжимает мою ладонь крепче. — Только увидел тебя, и всё. Пропал с концами.

— И я тоже, — едва слышно отвечаю я. — Одного взгляда хватило.

— Только Ия была там лишней, — едва заметно хмурится.

— Если бы не она, то я бы убежала, и нашего знакомства бы не случилось.

— Меня бы это не остановило. Вижу цель, не вижу препятствий, — Матвей смеется. — Никуда бы ты не делась.

— И ведь не денусь? — с надеждой спрашиваю я.

Душу касается холодный страх перед будущим, о котором мы ничего не знаем, но в следующую секунду он отступает.

— Нет, не денешься, — с тихой и игривой угрозой всматривается в глаза. — Я на тебя подсел, Ади.

— Ловлю на слове, — шепчу я в его губы. — Если убегу, то догонишь, да?

— Да, — его глаза теплые и уверенные. — Моя девочка.

По венам растекается вязкая патока слабости, и он меня целует. Нежно, глубоко и неторопливо, будто пытается запомнить этот поцелуй на рассвете у лесного озера. И я его тоже запомню. Когда мне будет грустно, то это теплое воспоминание меня согреет.

Замираю, когда чувствую в животе мягкий, но решительный толчок.

— Что? Ади? — глаза Матвея вспыхивают беспокойством.

Я хватаю его руку и прижимаю к животу. Новый толчок, и его глаза округляются. Зрачки расширяются.

— Здоровается, — мое сердце учащает бег.

— А тебе не больно? — с тревожным восторгом спрашивает Матвей и боится выдохнуть.

— Нет, не больно, — я улыбаюсь. — Очень странное ощущение, но не больно.

Матвей опускается на колени и прикладывает ухо к животу:

— Привет.

Новый толчок, но уже ленивый.

— Это папа.

Пропускаю волосы Матвея сквозь пальцы, вслушиваясь в чириканье птиц. Возможно, наши души прошли множество перерождений и вновь встретились, чтобы опять прожить жизнь вместе.

— Тебе очень повезло, — шепчет Матвей, — у тебя такая красивая мама.

— Да и папа тоже ничего, — смеюсь я.

— Короче, мы тут такие оба красивые очень ждем тебя, — его голос полон нежности и любви. — И уже тебя очень любим. Слышишь?