- Сам подумай, ты богатый мужик, уже состоялся в жизни. Ну это ведь так, не отрицай. Зачем ей терять кормушку? Она разыграла шикарный спектакль с этим абортом. Да, игра рисковая, но если выгорят, сорвет огромный куш. И у нее вышло, ты решил оставить ребенка. Только забрать решил. Вот это не по плану.
Меня несет, не могу остановиться. Самой от себя противно, но чувствую, что если остановлюсь, это сожрет меня изнутри и никому до этого не будет дела, ведь сломанная кукла – послушная кукла, то, что нужно.
- Пришлось вносить коррективы. Как убрать меня? Выставить стервой, истеричкой, гадиной последней. Она такая лапочка, хочет встретиться со мной, подружиться, совета спросить, а я на порог не пускаю. И что происходит. Я враждебно настроена, ребенка надо отдать в детский дом, где ему будут так рады, там же курорт для детей.
Говорю очевидные вещи, которые, по глазам вижу, он и без меня понимает, и ему неприятно, что говорю я.
- Я манипулирую? Нет, я честно сказала, что это для меня слишком, что не хочу ее видеть. А вот она шантажирует.
Он согласен с каждым словом. Абсолютно с каждым. Самир сжимает кулаки, но не потому, что хочет ударить, он зол сам на себя, на ситуацию в целом. Его самого выворачивает, он мечется меж двух огней. Но какие бы чувства нас ни связывали, я не хочу убивать себя.
- И что ты мне предлагаешь? – не выдерживает, срывается. - Сказать ей «вперед, сдавай ребенка куда хочешь»? Так вышло, Уль. На меня вызверивайся сколько хочешь. Царапайся, кусайся. Я тебя услышал, - рычит и идет на меня, заставляя пятиться назад.
- Зачем? Это ни к чему не приведет. Это все как об стенку горох.
Не знаю почему, но во мне резко пропадает запал. Смотрю в его некогда родные глаза и понимаю, что все бесполезно. Он услышал, но не понял. Мои крики только для меня. Ему на них все равно.
Силы резко покидают меня и падаю обратно на диван. Обхватываю голову руками и продолжаю, уже не крича, нет. Тихо, ровно, спокойно.
- Знаешь, однажды ты проснешься утром и поймешь, что я была права, но будет слишком поздно. У всего есть предел, после которого невозможно начать сначала, невозможно что-то исправить и вернуть в прежнее русло. Ты хочешь, чтобы я приняла ребенка другой, загоняешь меня в угол, требуешь, давишь, ломаешь.
Голос потерянный, как не родной. Не вижу, что происходит с мужем, и пусть, может это и к лучшему. Я просто хочу договорить, а его глаза будут мешать.
- Ты не замечаешь, как я начинаю тебя ненавидеть, как начинаю жалеть о том, что когда-то доверилась. Меня пугает то, что я даже могу тебя с какой-то степени понять, - эти слова откровение даже для меня, и все же… - И самое страшное, что однажды, она добьется своего, займет мое место.
- Этого никогда не будет, - перебивает меня, подходит и поднимает лицо за подбородок, заставляя смотреть в глаза. – Просто прими то, что случилось и давай искать выход вместе, как делали это всегда.
- Ахаха, - истерический смех моментально срывается с губ. Не могу поверить, что он это сказал. – Как хорошо, что твоя мама тогда повстречала такого, как твой отец, а не другого.
Глаза Самира наполняются кровью, и мне становится страшно. Таким я его никогда не видела. Он надаивается надо мной, заставляет вжаться в спинку дивана и сам опирается на спинку. Между нашими лицами остаются миллиметры.
- Что ты имеешь в виду, Ульяна? – цедит сквозь зубы, и тут я понимаю, что он не знает, как познакомились его родители, и из какой ситуации Карим Тагирович ее спас.
6. Глава 6
Ульяна
- А еще, Сашка говорит, она смешно во сне губы дует, представляешь. Еще и плачет по ночам, и он ее тайком ходит укладывать. Колыбельку знает, представляешь? А вчера вечером первым словом было знаешь какое? Знаешь?