—Жену мою отпустил,— рычит мне в спину, отчего коленки подкашиваются.

Глеб опять встаёт впереди меня и совершенно спокойным голосом произносит:

—Ты сейчас не в себе, успокойся, и потом вы поговорите. Но в данный момент ты можешь сделать только хуже, зачем оно тебе надо, Кир?— смеющийся голос Глеба меня не успокаивает, даже больше, меня начинает потряхивать.

Кирилл делает шаг ко мне и вырывает руку из захвата Горского, почти бережно уложив мои ледяные пальцы в свою теплую широкую ладонь.

—Не трогай меня.

Стараюсь не смотреть в полыхающие чистым гневом глаза. Нет ни единой мысли, как он с этим справляется сейчас, но подобное я видела лишь однажды…когда на меня напали возле дома, и он меня защищал.

Мне было девятнадцать. Сейчас я старше и должна быть…опытнее, но на деле нет. Кажется, я все та же девятнадцатилетняя девчонка, влюбившаяся в плохиша раз и навсегда.

—В твоих интересах сейчас выйти со мной через эту чертову дверь на улицу, сесть в машину и пару минут помолчать.

Парни, приставленные отцом, тоже подходят и грядет вторая часть марлезонского балета. В виске начинает стучать. Мне приходится очень медленно моргать, чтобы не причинить себе больше боли. Перед глазами все плывет.

Это может закончиться реально плохо.

—Ребят, все хватит, мы поговорим, и я приеду к отцу. Только на таких основаниях сдвинусь с места, — вскидываю воинственный взгляд на мужа, и он встречает его почти также, как и до этого, вот только на самом дне темных глаз читается что-то новое, но ухватить за хвост не получается.

—Я буду в порядке, — заверяю парней, а внутри совершенно не чувствую спокойствия. Мурашки табуном проносятся по телу, и все что остаётся — пытаться держать лицо. Я понятия не имею, зачем я понадобилась мужу, если у него и без меня все настолько хорошо.

Но есть кое-что, в чем я абсолютно уверена. Это…если не позволить Кириллу сделать так, как он хочет сейчас, могут полететь головы

—Аня, Кирилл, давайте разойдемся мирно и без приключений, — предпринимает последнюю попытку наш универский товарищ.

—Черта с два мы просто разойдемся, —вторит муж и ведёт меня за собой.

Все вокруг с интересом наблюдают, как мы шагаем по битому стеклу. Некстати в голову прилетают никому сейчас ненужные ассоциации. Словно вместе идём по разбитой семейной жизни, склеить которую не получится. В груди что-то лопается.

На улице моросит дождь. Кир скидывает с себя пиджак и накрывает меня, ускоряя шаг. Мне важно сейчас не вдыхать запах родного одеколона, чтобы лишний раз не обманываться. Это все совершенно не то, о чем я могу думать. Я видела достаточно. И понимаю если не все, то почти все.

Вот только что делать, если воспоминания врываются в мозг потоком, обезоруживая. Когда-то мы так бежали в сторону дома, а когда-то он меня нес, переступая лужи, все лишь бы я не намочила ноги и не испортила модные туфли.

Тех туфлей давно нет, как и старой машины студента-плохиша.

Мы изменились, и эти изменения не сыграли на руку нашему браку.

Пассажирская дверь открывается, и я первая сажусь на заднее сидение, следом — Кир. Створка между водителем и пассажирами медленно поднимается. Машина трогается, а рука Архангельского касается моей ладони. Веду мутным взглядом по длинным пальцам и сбитым костяшкам…на безымянном обручалка, но в этот раз это приносит лишь саднящую боль.

—Только у тебя получается так мастерски меня довести до ручки, — звучит угрюмое.

Я сдерживаюсь из последних сил, прикусывая губу. Взгляд отвожу в сторону. В салоне резко становится жарко, хотя работающий климат был явно изначально.