Магия откликнулась медленно. Она всё ещё сопротивлялась, будто проверяла: стоит ли. Но потом — мягкий толчок изнутри, как пульс, и очаг будто вдохнул. Искры вспыхнули, словно ожили, обхватили полено, и тотчас заклубился дымок, вспыхнул жар.

Я отступила на шаг. Пламя загудело, распространяясь, охватывая новую кладку дров. По комнате поползло тепло — не резкое, а глубокое, плотное, согревающее.

Пальцы заныли — отдача. Я знала, что надолго так не хватит. Но хотя бы на день. А потом — снова.

Живое пламя для живых людей.

Болезнь окончательно отступила, хотя, казалось бы, с приходом такой лютой стужи, могла добить нас всех, не прилагая особых усилий.

В хлеву блеяли козы — утренняя дойка уже закончилась, и Ания выносила тёплое молоко в глиняных кувшинах. Она делала это каждое утро и каждый вечер, терпеливо и молча, как будто родилась с ведром в одной руке и тряпицей в другой.

Куры всё ещё неслись, слабо, но стабильно. Утки… Утки становились всё тише — по двору чаще слышалось тихое «кря» вперемешку с глухим ударом топора и запахом мокрых перьев. Это была необходимость. Горячие бульоны и мясо — силы для выздоравливающих.

Запасы таяли.

Я это поняла, когда однажды открыла кладовую на кухне, а полки оказались… практически пустыми.

41. 8.4

Тем же вечером я поднялась к себе и достала шкатулку. Богатая, вычурная, покрытая узором из драконьих крыльев и жемчужных вкраплений, она была одним из немногих предметов, что остались со мной из прошлого. Память о той жизни, которая кончилась в тот день, когда Рэйдар сказал, что я — ошибка.

Я открыла крышку. Внутри — кольца, браслеты, колье, броши, серьги. Всё из золота, украшенное драгоценными камнями и кристаллами. Когда-то я даже не замечала их веса на себе.

Перебирая их пальцами, я впервые ощутила, насколько они холодные. И совершенно бесполезные.

Эти побрякушки мне сейчас не нужны. А жизни людей, за которых я в ответе — все еще на моих плечах.

Кажется, пришло время продать все это сверкающее золотое богатство. Пусть каждая монета станет дровами, хлебом или мешком зимних яблок.

Я закрыла шкатулку, убрала ее обратно в ящик стола и отправилась на поиски смотрителя. Нужно было узнать, когда его сын отправится в город.

Я вышла во двор, где мороз резал кожу, а воздух казался почти хрустальным. Мартен стоял напротив запертой двери хлева и ловко очищал от перьев тушку селезня.

Лицо мужчины прикрывал лёгкий туман от дыхания, а каждое движение звучало скрипом снега под сапогами. Он повернулся ко мне и приветственно кивнул.

— Доброго здравия, госпожа. Не отходили бы вы от каминов в такую стужу.

— Дышать свежим воздухом тоже нужно, — улыбнулась я.

Он усмехнулся и покачал головой.

— Когда уже зима спровадится, сил никаких нет. Морозы остановили восстановление деревень. Люди устали, земля мерзлая. Работы почти не ведутся.

— Нам бы запасы пополнить. Гедрик еще не вернулся? — спросила я тихо.

— Сегодня как раз с каретой домой прибудет. С утра можно отправиться, только напишите, что брать. Мне жалованье за зиму прислали, есть на что закупиться.

— Я тоже с вами поеду. Мне нужно к скупщику попасть.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

— Если бы не вы, госпожа Элира, — голос Мартена дрогнул, — в Лаэнторе давно бы остались одни мертвецы. Вы справились с этой эпидемией, вы наше спасение. Не надо вам никуда, оставайтесь дома.

Меня пробрала лёгкая дрожь. Было приятно слышать это от него, честного и молчаливого, но в душе я знала, что не только мной было сделано много.

— Спасибо, — выдохнула я, стараясь улыбнуться. — Но я просто делаю, что должна.