Я не продажная девка.
Я ведь столько всего сама смогла в этой жизни. Неужели сейчас не справлюсь? Не в первый раз же. Так, чего нюни распустила?
Наверное, потому что сейчас удар больнее. Но ничего. Я смогу. Мне только нужно время. Только залижу раны, чтобы не мешали.
– Как там говорят, я подумаю об этом завтра, чтобы точно не потерять самое дорогое.
Заваливаюсь на кровать в позе эмбриона и обнимаю подушку. Холодно. Больно. Страшно. А завтра будет еще страшнее, потому что надо что-то делать. Бояться и делать, чтобы ни происходило. Только бы сил хватило.
Телефон пиликает сообщением. Тянусь к тумбе, и, увидев, кто и что написал, чувствую, как силы покидают, а земля окончательно выбита из-под ног.
Сестра: «Надеюсь, ты не питаешь иллюзий?»
А ниже фото. Марат на постели, спит, нахмурив брови. И если бы не рубашка, валяющаяся на полу, я бы усомнилась в этом фото.
Но ведь я купила ее три дня назад. Вдруг все же тогда было сделано фото? Нет же, он надевал ее вчера и… Вернулся домой, когда я спала, а уехал, когда еще спала. Только записка на прикроватной тумбе, обещавшая сюрприз, говорила, что муж был дома.
Нет, это паранойя, но откладываю телефон и иду, как чумная, в ванну, роюсь в корзине для белья и не нахожу этой рубашки. Значит, он ее мог, как оставить у нее и фото не «сейчас», а может, он и сейчас там.
Сердце предательски сжимается. Если он сейчас с ней, после того как сказал, что у Умара есть мать, и это я.
Нет! Это все может быть правдой! Он может сейчас спать в ее постели, потому что сказал, мне нужно кормить ребенка и, если хочу быть с ним, то стоит сохранить молоко. Господи, голова раскалывается, кажется, что в виски лупят дятлы.
Хочется взвыть, но сил хватает только на болезненный скулеж. Сердце болит, голова взрывается. Вот бы ничего не чувствовать. Вот бы все не со мной.
Ненавижу их. Мерзкие, подлые предатели. Им хорошо сейчас, а у меня жизнь рушится. Как в тумане, иду в комнату. Телефон светится свежим сообщением. От сестры. Смахиваю в сторону. Потом прочту. Последний шанс. Последний.
Набираю мужа. Слушаю гудки, смотря на коленки, на которых образуются мокрые пятна от непрошенных слез.
– Ну, же, бери трубку. Пожалуйста, – я не хочу верить, что он настолько ужасен.
Но никто не отвечает. Звоню снова и снова, пока на пятой попытке телефон не оказывается вне зоны доступа.
– Значит, с ней, – обессиленно заваливаюсь набок, поджимая колени к груди. – Ненавижу.
Обоих ненавижу. Чтоб вы были счастливы, только без меня и сына. Зачем рушить мою жизнь? Она может родить наследника точно так же.
Ах, ну, да. Для всего города у него есть сын. Его уже поздравляли. Надо бежать, и пусть они выкручиваются, как хотят.
Телефон назойливо жужжит очередным сообщением. Нервно беру его в руки и смотрю сквозь пелену слез на экран. Буквы плывут, но я стараюсь сосредоточиться. Скверно, но выходит.
Сестра: «Что, не нравится вспоминать, где твое место?»
Сестра: «Молчишь?»
Сестра: «Оплакиваешь свое фиаско?»
Оплакиваю предательство и свою глупость. Я ведь ему верила, не стремилась тянуть одеяло в свою сторону. Марат – муж, добытчик, защитник. Я любящая жена, хранительница домашнего очага, мать детей. Но все оказалось совсем не так, как я думала.
Сестра: «Ну, поплачь, поплачь. Полезно будет»
Сестра: «Возомнила она себя тут достойной такого мужа. Рылом не вышла!»
Сестра: «Надо было еще тогда настоять, чтобы родители тебе ноги сломали, и ты танцевать не смогла. А то вы посмотрите на нее, корону надела»
Сестра: «Я спущу тебя с небес на землю»
Что она говорит? Это немыслимо. Каждое слово, как удар ножом прямо в сердце. Я ничего не отбирала, я никуда не лезла. Это была моя жизнь, в которую она ворвалась, словно всадник апокалипсиса, и принесла с собой разрушение ради понятной только ей цели.