А когда он закрывает за собой дверь, подхожу к бару и со всей силы бросаю об стену хрустальный бокал, из которого мы в прошлый раз пили виски по случаю семилетия нашей клиники.

– Сука! Сука! Сука!

Кричу. Горло рвет от воплей.

Прикрываю глаза, голову откидываю назад. Шумный выдох, такой же вдох. Трясущимися пальцами снимаю блокировку и набираю номер той, за которую все готов был отдать. И жизнь свою в том числе.

Вспоминаю ее образ, запах волос. Тело, которое отзывалось на откровенные ласки. Как трахались, целовались. Я ни с кем и никогда не испытывал и сотой доли тех ощущений, которые получал с ней.

Бомбило и крышу сносило. Во сне ее имя на языке прогонял.

Позапрошлой ночью она кончала на моем члене, стонала, когда мои пальцы гладили ее клитор. А потом уничтожила.

Как самка, блядь, богомола.

Усмехнулся даже этой мысли.

– Макс? – обеспокоенно отвечает.

Сцепляю челюсти до простреливающих ощущений в черепе.

– Давай встретимся, Оль? Завтра? Вечером? – ровно и спокойно спрашиваю. Как только получилось?

Отомщу.

Она сделала свой ход. Теперь моя очередь.

– Х-хорошо. Макс?

Внутри Варфоломеева ночь. Режет, рубит, убивает.

– Оль, дел выше крыши.

Сбрасываю вызов.

Зря ты все это затеяла, Ольга.

17. 17.

Оля.

Хожу по квартире из угла в угол. Состояние загнанной мышки, которую посадили в клетку и закрыли дверцу. Постоянно душно, мысли гоняются как бильярдные шары по зеленому полотну.

Неужели это происходит на самом деле?

Еще несколько дней назад все было прекрасно. Тухло, пресно, но я не жаловалась. Наоборот, меня все устраивало.

А сейчас волосы рвать на себе хочется, кричать, истерить, но чтобы этот кошмар закончился.

Я банально устала.

Ложка позвякивает в чашке с чаем, когда подношу ко рту. Делаю маленький глоток, обжигая язык и небо. Морщусь.

Я ждала от Макса еще каких-то звонков. Прошлой ночью даже проснулась в холодном поту. Мне снилось, что бывший муж ворвался ко мне в квартиру и обвинял, сыпал угрозами, грубо ругался. Я с головой ныряла под одеяла и тряслась от страха.

Хорошо, что это был лишь сон. Впрочем, на яву Кречетов мне не звонил и не обвинял.

Глупо надеюсь, что у него и мысли не возникло о моей вине.

Да я сама сломала мозг, думаю над тем, кто же предатель. В сериалах обычно это тот, кто ближе всего к жертве. Близкий человек, может быть, даже родной. На него меньше всего думаешь. А потом в последней серии карты на стол, и серый, незаметный человек оказывается виновным.

– Ксения, привет, – прочищаю горло перед тем, как поздороваться.

Ее взгляд в тот вечер до сих пор холодит кожу. Брр…

– Привет, – сухо говорит и замолкает.

Мы обе замолкаем. И повисает приторная тишина.

– Помнишь, я говорила тебе про компромат на Макса? – решаю пойти с козырей. Не думает же она, что я позвонила справиться о ее здоровье?

– Помню…

– Ты имеешь к происходящему какое-то отношение?

– Хм, то, что я знала о папках, не говорит о моей причастности к этой истории. Как я, по-твоему, могла иметь к ним доступ?

Прочесываю языком зубы и носом выдыхаю все скопившееся напряжение махом.

– Не знаю. Но больше я никому об этом не говорила.

– Так, может, ты сама это и сделала? Ну, чтобы бывший муж тебя больше не беспокоил?

Бодро цитирует меня, перекатывая каждое слово.

Сердце замедляет свой ритм и болезненно давит на диафрагму.

Мне свойственна импульсивность и эмоциональность. Часто я не знаю, как с этим быть. Большая часть моих поступков продиктована именно этой особенностью.

И сейчас я как никогда жалею о том звонке Ксении. Я запуталась. И если в своих чувствах худо-бедно можно разобраться, то потеряться в вопросе, кто друг, а кто враг, непростительно.