Спустя месяц после этого разговора на заводе началось массовое сокращение, и моего отца уволили одним из первых.

Нас попросили освободить дом, и мы переехали к тете Любе в столицу. Ютились втроем в этой однокомнатной квартирке, папа устроился работать охранником в детский сад, а я поступила в университет на педагогический факультет.

Через год папы не стало. Он умер от сердечного приступа, и у меня из близких людей на всем свете осталась только тетя, которая заменила мне маму.

«Девочка моя, — ласково говорила она. — Ты так рано потеряла мать, а теперь и отца… Ну, ничего, мы с тобой со всеми трудностями справимся, не переживай. Отучишься, станешь хорошим педагогом, выйдешь замуж и будешь самой счастливой на земле».

Через несколько лет ее слова начали сбываться — когда я познакомилась с Сережей. Между нами вспыхнула такая любовь, что ничего вокруг не замечали. Он тогда работал тренером в спортзале, а я — только устроилась на работу в московскую школу.

Я сразу сказала Сереже, что не смогу подарить ему ребенка, и была готова к любой его реакции. Если бы это стало для него поводом не жениться на мне, то я не стала бы его осуждать. Я понимала, что он имеет полное вправо стать счастливым отцом, но, к сожалению, я ему в этом помочь не могла.

Помню, как он обнял меня и сказал: «Оль, в детских домах много детей-сирот, которые нуждаются в родительской любви и заботе. И мы можем осчастливить одного из них. Пока что одного, — подчеркнул он. — А дальше будет видно».

Мы поженились и через некоторое время у нас появилась Вика.

Я думала, что мы оба полюбим ее как родную дочь, но почти сразу стала замечать, что Сергей холоден к ней. Особенно это чувствовалось, когда Вика начинала капризничать. Я слышала от Сергея одну и ту же фразу: «Это всё гены».

Когда мы забирали ее из дома малютки, ему было все равно на то, кто ее биологические родители. Был уверен в том, что ее дальнейшая жизнь зависит напрямую от нас, и она вырастет такой, какой мы ее воспитаем.

Но каждый раз, когда Вика закатывала истерики, он говорил, что девочка, рожденная от матери и отца, которые вели разгульный образ жизни, навряд ли будет примерным и послушными ребенком, который добьется больших высот в жизни.

У меня складывалось такое ощущение, что, по его мнению, детдомовские дети не имеют права на капризы и слезы. Наш родной ребенок точно так же закатывал бы скандалы из-за конфетки, которую ему не дали, и из-за мультиков, которые ему не разрешили смотреть в позднее время.

Вика была обычным ребенком со своими детскими хотелками и обидами, как и все остальные дети. Но Сергей был уверен в том, что наш родной ребенок никогда бы не стал валяться по полу и колотить по нему руками, когда ему что-то очень сильно нужно. Упрямо считал, что такое поведение может быть только у детей, рожденных от не пойми кого.

Но чем старше Вика становилась, тем сильнее он к ней привязывался.

Стал понимать, что наша любовь и забота все-таки сильнее плохой наследственности. Вика сходу запоминала стихи и выразительно рассказывала их на конкурсах. Выигрывала школьные олимпиады, и занимала первые места на мероприятиях в музыкальной школе.

Когда Сергей с гордостью ставил родительскую подпись в дневнике, в котором были одни пятерки, то говорил о девочке из дома малюткис плохой наследственностью уже совсем не так, как раньше:

«Оль, она у нас очень умная. И непременно добьется больших успехов в жизни».

Вот и сейчас, когда Вика идет на золотую медаль, он гордится ею, и говорит, что ее ждет светлое будущее.