В коридор выходит какая-то женщина в фартуке, здоровается с нами и забирает у него пакет с продуктами.

— Николай Палыч, ну я бы сама сходила! — возмущается она. — Вас ни на минуту нельзя оставить без присмотра. Врач сказал вам лежать, а вы круглыми сутками на ногах! Еще одного приступа не хватало! — фыркает она и идет в сторону кухни.

— Это наша сиделка, — кивает ей вслед мужчина. — Идемте за мной, идемте, — манит нас рукой, и ведет к комнате, расположенной на первом этаже.

Иду за ним, вспоминая слова, которые много лет назад меня ранили в самое сердце, и внутри вся скукоживаюсь.

«Если Вячеслав из-за тебя откажется от учебы в Англии, то твой отец вылетит с завода как пробка, и лишится жилья, — хладнокровно произнесла Римма Альбертовна. — Подумай, что для тебя важнее: ребенок, от которого еще не поздно избавиться, или отец, который останется без работы, без крыши над головой, и вскоре сопьется. У него это хорошо получается. В поселке больше работы нет, а значит, и вариантов заработать денег у него не будет».

«Я хочу, чтобы мой сын поехал учиться в Англию, но я слишком хорошо его знаю, и прекрасно понимаю, что он не бросит тебя беременную, поэтому мне приходится пойти на крайние меры. Ты должна сделать так, чтобы он уехал!»

Набираю полную грудь воздуха, и следом за Николаем Павловичем вхожу в комнату.

— Оль, — шепчет тетя, берет меня за руку и сжимает ладонь, — еще не поздно уйти.

Я наблюдаю, как Николай Павлович подходит к кровати, на которой лежит женщина, отдаленно напоминающая ту Римму Альбертовну, которую я когда-то знала.

Она очень сильно исхудала — кожа да кости, и жидкие седые волосы вместо пышной шевелюры.

— Риммочка, смотри кого я к тебе привел, — присев на кровать, шепчет Николай Павлович, и берет ее за руку.

Женщина приоткрывает глаза, медленно поворачивает голову, смотрит на меня и, видимо, не узнает.

— Риммочка, — взволнованно произносит Николай Павлович, — это Оля. Оля Смирнова.

Ее рука начинает дрожать.

Не моргая глядя на меня, пытается приподняться, но, видимо, на это не хватает сил.

— Ольга… — протягивает хриплым голосом.

— Бог услышал твои молитвы, Риммочка, — гладит ее Николай Павлович. — Ольга здесь. Ты так хотела поговорить с ней, и он тебя наконец-то услышал.

Поворачивается ко мне и кивает на кровать.

— Присядь, пожалуйста. Она тихо говорит, не услышишь.

Отпускаю руку тети и робкими шагами подхожу к кровати.

— О чем вы хотели со мной поговорить? — смотрю ей в глаза.

Она несколько секунд молчит, глядя на меня сквозь слезы, затем приоткрывает дрожащие губы и прерывисто выдыхает.

— Оль… я… я всю жизнь ношу в себе этот грех, — так тихо говорит, что я почти ее не слышу. — Как видишь, поплатилась за него сполна: умираю в муках… Каждый день прошу господа поскорее освободить меня от этой боли, что разъедает душу и тело.

— Грех? — спрашиваю я. — Речь идет о шантаже, я правильно понимаю? Вам нужно мое прощение? Хорошо, если это вам так важно, то я вас прощаю.

Честно, я удивлена, что эта железная леди всю жизнь переживала за то, что шантажировала меня, заставляя сделать выбор между Славиком и моим отцом. Неужели это ее так коробит?

— Шантаж, Оля… — хрипит она, глядя на меня стеклянными глазами, — это меньшее из зол. Я… я тогда готова была пойти на все ради того, чтобы обеспечить сыну светлое будущее. Мне нужно было вас разлучить, и я сделала это… чудовищным образом.

Поджимает губы, в этот момент Николай Павлович крепче сжимает ее руку.

— Подать воды? — с тревогой смотрит на жену.

— Я в порядке, — снова прерывисто выдыхает она. — Дайте мне несколько секунд.