Мы вчера поссорились», — пишет через пару минуту.

«Из-за чего поссорились? — спрашиваю я, слабо надеясь на то, что он ответит на этот вопрос. — Не знаешь, куда она могла пойти?»

«К сожалению, нет. Я тоже только что написал ей, но она не читает сообщение. Позвоню ей на перемене».

Сижу вся как на иголках и рассуждаю:

«Может, Вика не пошла в школу, потому что не желает видеть Диму? Допустим… Но тогда где она сейчас? Утром она пошла в школу, но… получается, что не дошла до нее. Она же прекрасно знала, что мне сообщат о пропуске, поэтому не стала бы врать мне, что идет на занятия, а сама при этом собиралась прогулять. Возможно, она хотела пойти в школу, но из-за ссоры с Димой передумала и вернулась домой. Тогда почему трубку не берет?! Может, спать легла? Наверное, расстроилась из-за ссоры с Димой, наплакалась как всегда, и уснула».

В этом мы с Викой очень сильно отличаемся друг от друга. Она все пропускает через себя, очень сильно переживает, когда у нее проблемы в школе или на личном фронте, а еще она очень долго таит обиду на людей, которые ее чем-то огорчили.

Помню, как год назад Вике показалось, что ее подруга детства заигрывает с Димой. Дочь вычеркнула ее из жизни несмотря на то, что они были неразлучными подружками.

Я пыталась поговорить с ней на эту тему, но она не захотела слушать. Сказала, что никогда не простит, и попросила закрыть эту тему.

Раньше, когда она была маленькая, мне было гораздо проще с ней разговаривать. Но с годами она становится более замкнутой, скрытной, раздражительной.

Я понимаю, что подростки очень уязвимы. Много лет с ними работаю, и чего только не повидала за эти годы.

Личное с родителями не обсуждают, проблемами тоже не делятся. Нужно приложить немало усилий для того чтобы их разговорить и выяснить, что у них произошло.

Вот и Вика сейчас такая же скрытная.

Вчера вечером или сегодня утром она могла бы поговорить со мной о своих отношения с Димой, сказать, что ее беспокоит, и я бы обязательно помогла найти выход из положения.

Но она промолчала…

А сейчас, возможно, плачет дома в подушку, и в одиночку переваривает ссору с Димой.

Очень надеюсь, что сейчас увижу ее. Успокою, затем увезу к озеру, и там мы с ней поговорим обо всем, что ее тревожит.

Как только машина останавливается у моего подъезда, я пулей вылетаю на улицу и бегу домой. Распахиваю входную дверь, быстро обхожу все комнаты, заглядываю в туалет, в ванную комнату, на балкон, но Вики нигде нет…

— Без паники, Оля, — пытаюсь себя успокоить, чтобы как следует подумать, где она сейчас может быть.

Гуляет по городу?

Сидит в парке на лавочке?

Это в лучшем случае.

А если с ней случилось что-то страшное?

— Вика, девочка моя, — всхлипываю отчаянно, и снова набираю ее номер, — возьми трубку, доченька. Очень прошу, ответь на звонок, или я сейчас сойду с ума.

Подхожу к ее письменному столу и открываю ноутбук. Я понимаю, что нельзя лезть в чужие переписки, но, когда речь идет о безопасности детей — можно.

Вдруг я найду какую-нибудь зацепку?

Но на ее ноутбуке стоит пароль…

Дата рождения не подходит, номер телефона тоже…

Быстро иду в спальню, снимаю блузку, юбку, и надеваю спортивный костюм, в котором бегаю по вечерам.

— Так, — разговариваю сама с собой, — сбегаю в парк, в котором она любит гулять, и если ее там нет, то пойду в полицию!

Только собираюсь выйти из комнаты, как мне звонит Сергей.

— Оль, не переживай, Вика у меня.

Он как будто бы только что услышал мои слова.

— У тебя? — облегченно выдыхаю, запускаю пальцы в волосы, и медленно оседаю на кровать. Слава богу! Слава богу она нашлась!