- Сколько времени у моей девочки? Может, найдется донор?

Вопросы задаю, а сама уже не слышу ничего. В лицо врача смотрю и понимаю, что очереди мы не дождемся…

Слишком уж у доктора взгляд говорящий. И я не знаю, что мне со всем этим делать…

– На этом у меня пока все, – подытоживает Семен Витальевич.

– Можно мне к доченьке? – спрашиваю с надеждой, глядя в спокойные глаза доктора.

– Пока нет, Евгения Ивановна. С девочкой все хорошо. Она спит. Лену мы подержим у себя еще пару дней в боксе, понаблюдаем. Посетителей не пускаем, она пока у нас под аппаратом…

Каждое слово как огромный булыжник, который падает и ударяет меня наотмашь. Я ничего не понимаю. Ничего не доходит.

Врач же протягивает мне кипу бумаг.

– Вот, возьмите. Здесь несколько брошюр по вашему диагнозу.

Указывает на одну стопку.

– А вот здесь анализы вашей дочки. Возможно, вы захотите проконсультироваться еще с врачами, часто мои пациенты посылают эти анализы за рубеж в другие клиники, которые практикуют по данному вопросу.

По мере того как передо мной появляются документы, приходит осознание, что это не шутка, что это не какая-то роковая случайность. Вот они, доказательства того, что моя доченька действительно больна, и мне на полном серьезе обо всем этом говорит врач.

– Зачем мне отправлять ответы анализов за рубеж? Вы рекомендуете оперировать дочку за границей?

Вновь задаю вопрос и смотрю на врача, который немного приподнимает губы в улыбке.

– В вашем случае могу ответить так: у нас очень хорошие специалисты, Евгения Ивановна.

Мне кажется, или я слышу в голосе доктора сарказм?!

Но уже следующей своей фразой Семен Витальевич развеивает мои подозрения.

– В некоторых случаях есть операции, которые мы рекомендуем проводить именно за рубежом, в определенных клиниках, где есть передовое оборудование. Тут цена вопроса исчисляется в несколько десятков миллионов, иногда в сотни миллионов, такое тоже бывает, поэтому… решать вам…

– Сколько денег мне нужно на операцию для Лены?

Задаю вопрос, ощущая, как трясутся руки, как знобит…

– Квот на бесплатную операцию нет. Если и есть, то… скажу сразу и напрямую, не надейтесь на них, можно не дождаться.

– Сколько? – спрашиваю вновь, ощущая, как в груди слева, ровно там, где сердце расположено, у меня огромный кусок льда появляется.

– Точных цифр никто не скажет, все индивидуально, но на данный момент, в принципе, нужно иметь в виду семизначную сумму. Это на лечение и поддержание. Пока.

Киваю, какое-то оцепенение нападает, потому что таких денег у меня нет, просто нет… и никогда не было… мы обычная семья без особого достатка. Живем, что называется, от получки и до получки, и такие суммы…

Они просто сбивают с ног. Уничтожают, потому что я не представляю, где именно могу достать такие деньги…

– То есть… чтобы помочь Лене, мне нужно достать сумму в несколько миллионов?

Вновь сухой кивок, затем врач добавляет:

– Только имейте в виду, Евгения Ивановна, все будет зависеть от того, как быстро будет развиваться болезнь, будет ли она в агрессивной стадии или, как сейчас, в некой ремиссии… мы в начале пути, Евгения Ивановна… только в самом его начале…

– Я поняла, – отвечаю заторможенно и забираю документы со стола.

Они такими тяжелыми кажутся, что руку оттягивают…

Смотрю мгновение на врача в нерешительности.

– Идите домой, Евгения Ивановна, поговорите с мужем, с семьей и решайте ситуацию, скоро понадобится сумма, почитайте бумаги, там все в деталях прописано, будут вопросы – обращайтесь.

Хмурюсь. Что-то в словах врача царапает, и меня вдруг осеняет шальной идеей, которую я решаюсь озвучить…