Я никогда не был слепым и всегда отдавал себе отчет в том, что моя женщина чертовски привлекательна. Иначе у меня бы на нее не встал, пардон за прямоту. Однако сейчас… Когда она стала еще и не доступна. Запретный плод сладок, что ни говори.

Я жадно рассматриваю ее голые точеные плечи, которые открывает шелковая ночная рубашка, а потом скольжу глазами выше — к ее лебединой шее, на которой виднеется засос.

Метка смотрится охренительно. Будь моя воля, я бы выжег на Кире клеймо.

Я варвар. Да хрен с ним, но пусть каждый чмошник знает кому принадлежит эта женщина! Особенно, Андрей Игнатьев. Ага, то самое главное чмо, которое пыталось залезть в трусы моей жене. Пусть он и не сделал лишнего движения (я за этим пристально следил), однако в мыслях поимел ее во всех позах, не сомневайтесь.

— Багиров, заблудился?

И пусть зверек испуган, но храбр.

Воинственно вскинув подбородок, Кира очевидно готова отстаивать свою территорию. Как вы понимаете, в супружескую постель мне вход по-прежнему воспрещен. Зашибись!

— Я в своем доме, Багирова, — в тон отвечаю. — Я не могу тут заблудиться. Здесь все мое.

И ты тоже, вот что читается между строк. Она моя. И будет моей по-любому.

— Никто не сомневается, — презрительно фыркает, мило морща свой носик. — Ты же у нас большой босс. Все можешь купить.

И тебя тоже, мог бы я сказать, тем самым напомнив о нашем соглашении, однако я не враг Багирову младшему, если вы понимаете о чем я. Я все еще надеюсь оказаться между этих удивительных ножек.

— Что тебе сказал Игнатьев? — требовательно спрашиваю.

Сейчас, когда я немного остыл, то честно осознаю, что со стороны Игнатьева это чистой воды провокация. Козел не просто так подошел к Кире. Я хочу знать зачем.

— Ничего особенного.

— Кира.

В моем голосе звучит напряжение, потому что сейчас я не играю в эти кошки-мышки. Если он затеял какую-то игру, я хочу знать. Я буквально вижу, как Кира борется с собой. Она нервно покусывает губы, а значит что-то скрывает, недоговаривает. Я терпеливо жду, но ответа не получаю.

Жена сводит брови к переносице и решительно произносит:

— Я же сказала, ничего особенного. Просто пригласил на танец, сделал пару комплиментов, а затем мы разошлись.

Херня собачья. Ложь я чую за версту, как собака свежезарытую кость.

Первый порыв — дожать, надавить, на худой конец вытрясти правду, но я подавляю в себе это желание. Почему? Черт его знает. Кира все равно никуда от меня не денется. Нам быть или вместе или не быть вообще. Мы с ней плотно связаны, даже если она не хочет это признавать.

— Чтобы он не сказал, не верь ни единому слову.

— А тебе значит верить можно? — стервозно выпаливает, заламывая бровь.

— Я твой муж, Кира. Не в моих интересах, чтобы с тобой что-то случилось.

Она не впечатленно хмыкает и с какой-то горечью произносит:

— Конечно, случись что со мной… Такое пятно на репутации. А может, в свою пользу обернешь? Безутешный вдовец? Как тебе?

Мне никак. Настолько никак, что хочется схватить эту бестию и влепить хорошенько по заднице, чтобы херню не несла.

— Можешь не отвечать, Багиров, — закатывает она глаза, чем меня выбешивает. — У тебя все на лице написано.

— И что же там написано? — нейтральным тоном отзываюсь.

— Что тебя на все плевать. Только если дело не касается твоего эго. Ты не позволишь ничему со мной случиться, потому что эгоист. Потому что скорее удавишься, чем отпустишь меня. Ты назначил сам себя моим палачом. Тебе нравится быть вершителем моей судьбы.

— Поразительное остроумие. Может, купить тебе книжное издательство? Столько пафоса в словах. Палач, вершитель, что там еще в моих характеристиках?