— Знаешь, сказал бы ты все честно, я бы, наверное, тебя простила, — в горле ком с размером в лимон. — Но ты упорно пудришь мне мозги. Хочешь мне сказать, что вы просто друзья, и у вас в порядке вещей друг перед другом раздеваться? Ты совсем за дуру меня держишь?

Он смотрит устало и даже как-то разочаровано, но продолжает молчать. Почему? Неужели нечего ответить?

И возможно, я бы прекратила этот спектакль для публики, и ушла бы, громко постукивая каблуками, но губы Кирилла совершенно неожиданно меня целуют. Так, словно это самое естественное, что есть между нами.

Этот поцелуй спокойный и глубокий, такой, что замирает сердце, а душа начинает в буквальном смысле петь. Ноги подкашиваются. Я цепляюсь за плечи Кирилла, чтобы не упасть, а он сильнее вжимает меня в свое тело.

Плевать, что мы не одни, что кругом чужие люди, сейчас только важно, как его язык скользит у меня во рту, а его сильные руки обнимают.

Его вкус и запах возвращают меня в то время, когда я еще думала, что все возможно, когда я так сильно его любила и восхищалась им, что дальше своего носа ничего не видела. Я начинаю думать, что не так уж и плохо было в том времени, в нем и свои плюсы были.

— Ох, — вырывается из меня, как только поцелуй заканчивается. Я будто пьяная, такой туман в голове.

Кирилл молчит, он выглядит даже слегка удивленным, что позволил себя такое проявление эмоций на людях. Но в норму приходит быстрее меня.

— Теперь этот парень поймет, что ты моя и перестанет облизываться, — спустя пару секунд все же произносит он, победоносно улыбаясь.

Удивленно вскидываю, соображая, о чем он говорит. А потом до меня доходит, для кого-то эта показуха, и всего за секунду становится так обидно. Это все из-за чего? Ревность? Собственнические замашки? Что?

Оборачиваюсь на Краснова, он вроде общается с кем-то, но наблюдает за нами. Представление удалось. Кирилл своего добился, а мне под землю провалиться хочется, ведь ничего в наших отношениях с мужем нет настоящего. Везде фарс.

Руки опускаются вдоль туловища, в теле болезненное опустошение. Сейчас бы зарядить Воронцову пощечину, чтобы при всех показать, как я живу на самом деле, но сил на это нет.

Молча разворачиваюсь и ухожу, подальше от этого манипулятора и поближе к свежему воздуху. Филипп бы описался от восторга, увидев как я снова убегаю, но мне все равно. Нужно привести себя в чувства, как-то убедить свое сердце, что мы справимся. Осталось не так много, как кажется на первый взгляд. Нужно просто потерпеть, а потом уйти раз и навсегда.

В коридоре, который ведет в туалет почти никого нет, поэтому я быстро пересекаю расстояние и прячусь за огромным фикусом.

Сажусь на диван и, прикрыв лицо ладонями, горько плачу. Достало уже все. У Кирилла странная позиция, мы не живем и не умираем. Про меня все ясно, я связана контрактом, идти мне действительно некуда, а чувства к мужу, только все портят, но он что делает? Зачем? Сколько он еще будет мучать меня? Я так устала от этого.

Мне дико стыдно и обидно, что он так поступил, очередной раз указывая, что я просто кукла, которая не должна забывать кто ее хозяин. Жаль нет уже родителей, внутри пульсирует дикое желание с кем-то поругаться, на ком-то оторваться за все мои страдания.

Чуть успокоившись, надеваю обратно туфли и иду в туалет. Кирилл за мной так и не побежал, значит, ему все равно, что со мной. Все мои мысли никому не интересны, а поплакать можно и дома. Нечего портить образ.

Войдя в туалет, сразу подхожу к зеркалу, и делаю вывод, что не все так ужасно. Немного подправить макияж — и все будет, как и до этого. Никто моих слез не увидит.