Тьфу ты.

И Вейяр заладил: «Смотри туда, куда страшно. Это твой последний урок и последнее испытание». Делать мне что ли больше нечего, как на Алериса на троне любоваться?

«Пустота» внутри завибрировала, и тут же раздался обеспокоенный голос в голове: «Ниссарэйн, даже не вздумай призвать в мир новых монстров! Нам сейчас не до них!».

— Да, знаю я… Знаю, — буркнула я, взбалтывая вино в бокале.

И, позволив себе еще самую капельку понегодовать, закрыла глаза и начала тихо и ровно дышать, представляя, как вся я целиком и полностью заполняюсь светом Прародителя.

— Эх… Вот бы с этой жрицей того… — услышала я снова мужской голос.

— Чего? — аж крякнул другой. — Ты губу-то закатай. Такая красотка даже в самую жаркую засуху на такого как ты, не посмотрит. А я слышал, что у нашей будущей верховный жрицы засуха бывает редко, — в тоне появились характерные пошлые нотки.

Я фыркнула и откинулась на стул.

Ага, как же… По пять мужиков в день обслуживаю! Уже и ноги не сходятся вместе… Понапридумывают же небылиц. Если женщина молода и одинока, то у нее почему-то обязательно должна быть сотня любовников.

Я бы может и рада прекратить свою «засуху», вот только… Не могу. Не могу и все тут. Я уже чего только не перепробовала. Меня даже Вейяр с молодыми прихожанами знакомил! Вот до чего жизнь довела! Но нет… На кого ни посмотрю, все не то. Но оно и к лучшему. Почему - не знаю, но Вейяр за пять лет твердо вбил мне в голову одну истину, от которой я не отступала: «Все что ни делается, все послано Прародителем во благо». И жить так как-то легче было.

Залпом осушив бокал вина и вытерев рукавом плаща рот, я спрыгнула со стула и, бросив серебряный на стол, направилась к выходу.

— Благодарю, нор! — услышала я хозяина, и обернувшись, поправила его:

— Я не нор. Драйл.

Но тот лишь растянул губы в понимающей улыбке и опустил серебряный в мешочек к остальным монетам.

— Конечно, благородный драйл. Как скажите.

Я усмехнулась, склонилась в шутовском поклоне, а выпрямившись и развернувшись, впечаталась в кого-то носом. Переносица тут же заныла, но даже через эту слабую боль я могла ощутить запах мускуса и табака. Внутри все сжалось, а по коже побежали мурашки.

Нет. Невозможно.

— Осторожно, малец, — услышала я знакомый голос, и тут же отступила в сторону, потирая ушибленный нос.

Только-только отступившее негодование на свою судьбу вспыхнуло в груди с новой силой. И какая нелегкая принесла моего бывшего в эту таверну?! Но вместе с этим где-то глубоко-глубоко в душе, так далеко, что я даже не признаюсь, вспыхнула старая боль. Зазудела, как давно затянувшийся глубокий шрам. Но это лишь больше подстегнуло мое раздражение.

— Сами смотрите, куда идете. Не видите что ли? — буркнула я.

Глаза у него были или нет? Я-то тут перед хозяином кривлялась, а он куда смотрел?

— Ты посмотри, с кем разговариваешь! — угрожающе начал рыцарь, стоящий за плечом Алериса.

— Не знаю. Не местный я, — отозвалась я, пониже надвигая капюшон на голову. — Но коли задел благородного нора, то прошу извинить.

И с этими словами я уже хотела было двинуться к выходу, потому что находиться в обществе бывшего мужа у меня не было совершенно никакого желания.

Да, все чувства, и растоптанное сердце, и похороненные мечты - все осталось в прошлом. Но это не значило, что я ему все простила и готова круглые сутки быть в его компании. Нет уж, и того, что я должна петь на его коронации вполне достаточно.

— А ну-ка, постой.

Меня вдруг схватили за локоть, а после сдернули с головы капюшон, до кучи порвав и мою ленту, удерживающую волосы, отчего тяжелая медная копна тут же рассыпалась мне на плечи.