4. Глава 4

После слов охранника на меня накатывает истерика. Сердце охватывает паника. Я хочу закричать. Сказать, что никто не посмеет отнять у меня ребенка. Но мужчины в спецформе стреляют в меня таким угрожающим взглядом, что я машинально делаю шаг назад. Потому что понимаю: против мужа они не пойдут, а он отдал им приказ...

Дрожащими пальцами я достаю из сумки телефон и пытаюсь найти номер Бурака.

«Любимый» — называется контакт, который я набираю. Но мой все еще муж не отвечает на звонок. А второй он сбрасывает.

Однако ради малыша, ради того, чтобы увидеть сына, я звоню ему еще и еще... Пока не слышу в трубке его грубый голос:

— ЧЕГО. ТЕБЕ. НАДО?!

Сердце в груди неприятно сжимается, на глазах появляются слезы и начинают ручьем течь по щекам. Я сглатываю колючий ком в горле и, взяв себя в руки, наконец говорю спокойным тоном:

— Я хочу увидеть сына, Бурак. Всего лишь увидеть своего ребенка. Обо мне ты давно перестал думать, но не забывай, что Али может получить травму. Ты слишком жестоко отдаляешь нас от друг друга. Не впутывай малыша в наши проблемы. Он ни в чем не виноват.

Между нами повисает напряженная пауза. И тянется она долго — уж точно минимум минуту. Я жду... Терпеливо жду, когда он выдаст хотя бы слово. Не ору, не наезжаю и не пытаюсь что-либо объяснять. Просто жду.

Но Феррахоглу не отвечает. Он просто сбрасывает звонок, разбивая мое сердце еще больше. Я хочу набрать его снова, но охранник указывает рукой в сторону дома.

Он приглашает меня войти? Господи, глазам не верю. Бурак меня услышал.

Однако теперь во рту скапливается горечь. Огромный особняк, где я провела пять счастливых лет своей жизни, сейчас кажется мне чужим местом. Уже у двери перед глазами встает недавняя картина, как мой любимый муж вышвырнул меня на улицу, обвинив в том, чего я не совершала.

Я захожу в дом и снимаю обувь. Выгляжу я, скорее всего, неважно. Без косметики, глаза опухшие — потому что ревела всю ночь, и одежда та же, что была на мне вчера...

Али играет, сидя на ковре в гостиной. Вокруг него новые игрушки. Он берет одну, разглядывает ее, но ему явно что-то не нравится, потому что уже в следующую секунду он бросает ее в сторону и хватает другую.

Я наблюдаю за ним и понимаю, что сын на нервах. Он спокойный мальчик, но сейчас кажется мне раздраженным.

— Али, — тихо зову я и сразу же опускаюсь на корточки.

Сын резко подлетает с ковра и, прокричав «Ма-а-а-ама!» бежит ко мне. А у меня сердце сжимается от его голоса.

Он обнимает меня за шею и целует в обе щеки и лицо. Как и я его. Соскучилась дико. Не виделись со вчерашнего утра, а будто бы вечность... Я прижимаю малыша к себе, поднимаюсь на ноги и беззвучно плачу, утыкаясь носом в плечо Алишки.

За этим делом не сразу замечаю сидящего на диване Бурака. Закинув ногу на ногу, он разглядывает нас пристальным взглядом, а у меня по телу проходит предательская дрожь. Не забыла я ничего. Все помню. И слова его жестокие, и то, как вышвырнул на улицу... Все перед глазами стоит.

Поцеловав сына в очередной раз, я опускаю его на пол и наклоняюсь к нему.

— Как ты, родной? — спрашиваю.

— Хорошо, — отзывается сын, касаясь маленькой ладошкой моего лица и сморщив нос. — Ты плакала, мам? Глаза мокрые.

Боже... Внутри меня сейчас такой пожар... Ненависть, злость, раздражение — все перемешалось, превращаясь в непереносимый коктейль чувств. Эмоции захлестывают. И только бог знает, как я сдерживаюсь, чтобы не закатить скандал при ребенке.

— Нет, конечно. Зачем мне плакать? Ты когда-нибудь видел, чтобы мама плакала?